Пролог. Рождение апостола

От беспощадного грохота вздрогнули не только барабанные перепонки, но и все тело.

Он обернулся и увидел, как по склону съезжает огромный цилиндр. Слишком огромный, чтобы разобрать, насколько он далеко. Двигаясь, он гнал перед собой клубы пыли и волны оползней. И уже скоро черное цунами докатилось до подножья.

Летающая крепость.

Название говорит само за себя — это буквально целая крепость, умеющая летать.

Сильнейшее и крупнейшее оружие, когда-либо созданное на Фербисте.

Из-за немыслимого расхода топлива оно используется лишь в крупнейших операциях.

Когда на поле боя появляется гигантская массивная крепость, люди на ее фоне кажутся букашками. Если она падает, ей необязательно даже приземляться на людей — ударной волны и разбросанных камней хватит, чтобы убить человека. Крепость наводит ужас одним своим существованием.

И сейчас одна такая падает. Прямо на него.

Закрывая все поле зрения.

Совершенно невероятная картина — на него словно ехала отвесная стена.

— !..

«Что же делать?» — на мгновение мелькнуло сомнение.

Пожалуй, его следовало похвалить за отвагу хотя бы потому, что им не овладел ужас при виде неумолимо приближающейся погибели. Сознанием на секунду завладели посторонние мысли — как лучше поступить? как правильнее отреагировать? — и отвлекли внимание от врага.

Тот не упустил возможности.

— Кх?!

Сначала он ощутил удар по руке.

Затем по локтю прокатилась волна жара… и только потом пришла боль собственной персоной. Но происходящее настолько выбивалось за рамки обыденного, что она показалась куда слабее, чем он ожидал.

Отрубленная половина руки издевательски прокрутилась в воздухе.

В другой день он бы ни за что не уступил такому врагу.

Против него заурядный рядовой: двигается так себе, оружие и броня — стандартные армейские… к тому же произведенные в последние годы войны, когда качество материалов стало неуклонно падать. Во время войны и еда, и вооружение делались из чего попало, и мало что настолько красноречиво говорило о второсортности бойца, кроме приверженности грубым поделкам минувшей поры даже в мирное время.

Но и тренировочный меч без кромки способен по неосторожности отрубить пару пальцев. Даже у дилетанта может случайно получиться удар, который мастера оттачивают годами.

— ?!

Противник и сам удивился при виде отрубленной им руки. Вряд ли он ожидал, что сможет настолько ровно отсечь ее. Друг на друга наложилась не одна случайность.

И именно потому война и страшна.

Однако сейчас не время жалеть о потерянной руке.

Оползень уже совсем рядом.

И затем…

…

— …

Время вдруг перескочило.

Тьма.

Он очнулся сидящим в углу темной комнаты.

Где он?

Он не узнал комнаты. Вокруг слишком темно, чтобы оценить ее размер. Не видно стен. Не видно потолка. Нет ветра — потому он и решил, что сидит в комнате.

Может, комната ему мерещится?

Говорят ведь, что перед смертью у человека перед глазами проносятся воспоминания… Так что же, он умирает? Страх и ужас растягивают последние секунды, прежде чем его сомнет тот самый оползень? Он замкнулся в темнице собственных иллюзий?

Он не знал.

Точнее…

— Я… я…

Он не мог ничего вспомнить.

На ум не приходило даже собственное имя. От воспоминаний остались обрывки: невнятные, бессвязные и непонятные.

И тут…

— Я не могу оказывать на мир прямого физического воздействия.

Если он смотрит предсмертные иллюзии, то к миражам следует отнести и того заговорившего юношу, внезапно появившегося перед ним.

Золотистые волосы, голубые глаза, приятная внешность… и стойкое ощущение фальши.

Он не казался живым, напоминал скорее куклу… или, собственно, мираж. Юноша виднелся и в то же время не ощущался.

— ...Кто ты?

— Однако, чтобы не допустить выхода Империона из-под контроля, мне нужен «апостол», способный физически вмешиваться в происходящее на этом уровне реальности. Раньше мне такого не позволяли, но теперь, когда план Империона уже запущен, было решено, что чрезвычайная ситуация требует экстренных мер.

Юноша и не собирался отвечать на вопрос.

Он лишь говорил таким тоном, словно читал наизусть какой-то текст.

Его собеседник не понимал большей части слов.

— Кто ты?

— Но нам нежелательны любые вмешательства в изначальный ход событий этого мира.

Пусть ситуация и чрезвычайная, нам следует ограничиться минимальным ответом.

— Кто ты?

— Именно поэтому…

Юноша раз за разом пропускал вопрос мимо ушей.

Возможно, его и правда здесь нет. Возможно, он и правда лишь мираж, фрагмент каких-то воспоминаний. Раз так, ответа от него и не последует…

— ...эта роль достается тебе как единожды «погибшему», — продолжил юноша, обращая на собеседника взгляд стеклянных глаз.

«Погибшему?

Получается, я… умер, когда попал под падающую крепость, или же скончался от потери крови из-за отрубленной руки? Может, меня здесь нет, и я — лишь след, отзвук, остаточные мысли того меня, что когда-то жил?»

Или…

— Будучи «апостолом», ты будешь добиваться наших целей вместо меня.

— Кто ты? — спросил в ответ собеседник… а затем вдруг добавил: — Рыцарь не станет служить тому, чье имя не знает.

Но хоть он и произнес эти слова…

Действительно ли его можно назвать рыцарем? Он не помнил. Да и не смог бы человек, не помнящий своего имени, отрыть в воспоминаниях титул. Те слова он произнес бессознательно, повинуясь впитавшемуся в тело инстинкту.

Подчиняясь рыцарской крови, что текла его в жилах.

Словно рыцарем он был в первую очередь, а человеком во вторую.

— Хм… — юноша слегка наклонил голову, а затем кивнул.

Взгляд его ничуть не изменился — он все так же глядел в пустоту.

И все же…

— Можешь называть меня Ги. Не ищи в имени глубокого смысла, — сказал юноша тоном умудренного летами старца.