Пролог. Наследник престола

Всю сознательную жизнь его окружал жестокий мир.

Все живое обязано умереть.

И с этим законом мироздания ничего не поделать.

Нельзя и шагу ступить, чтобы не наткнуться на смертельную опасность.

Старость, болезни, голод, раны, убийцы — все норовит закончить человеческую жизнь.

В воинствующем мире приходилось напрягать все силы, только чтобы не умирать.

А уж в деревне диверсантов, где даже маленьких детей подвергали суровым тренировкам, к смерти могли привести неосмотрительность или несчастный случай. Бывало, дети умирали просто потому, что им не хватало таланта. И даже те, кому удалось закончить обучение, порой гибли в первый же день на фронте.

Смерть поджидала всюду, недостатка в ней не было.

И на ней все заканчивалось.

Она не давала времени найти в жизни толк и разобраться, для чего ты вообще появился на свет.

Она словно говорила, что ни в рождении, ни в самом существовании нет никакого смысла.

Поэтому каждый должен носить ошейник.

Тебе говорят, ты родился для того, чтобы быть на поводке.

Тебе говорят, твоя жизнь будет полноценной, лишь если будешь вести себя как дозволено.

На другом конце поводка — твой хозяин, и именно он объяснит тебе, в какую сторону смотреть. А дальше нужно лишь делать все, чтобы исполнять приказы. Бежать, ни о чем не думая, — так спокойнее.

Свобода пуста, она приносит только беспокойство и волнение.

Сомневаться в ошейнике — значит, поворачиваться спиной к общественному порядку.

Поэтому каждый, кто сомневался в жизненном пути диверсантов, стоял на их пути.

Каждый — без исключения, — кто при виде ошейника спрашивал «тебе точно нужно носить его?» или «неужели тебе неведома ценность свободы?» вызывал у диверсантов крайнюю неприязнь.

Поэтому…

— Не двигайся.

Син Акюра замер на месте, исполняя приказ.

Голос говорившего не дрожал. Мужчина был абсолютно уверен в своих словах. С Сином говорил человек, полный твердой решительности и никогда не стоящий на месте. Его голос всегда полнился уверенностью и торжественностью, даже когда он отдавал приказы.

Син Акюра решил, что этот мужчина достоин быть его хозяином.

Совсем недавно он служил Стефану «Бальтазару» Хартгену, хозяину замка и абсолютному повелителю княжества, однако новый хозяин оказался еще непоколебимее, еще властнее.

Син радовался службе.

Ограничения означают порядок.

Поэтому он не боялся, не сомневался и просто исполнял команды.

— …

Син сосредоточился на пальце мужчины, коснувшемся его шеи.

Тот нащупывал что-то и словно бы даже заигрывал.

— Сейчас я волью в тебя семя Империона, — сказал мужчина строгим голосом.

Конечно же, Син не понимал смысла слов. Что есть «Империон»? О каком семени идет речь? Он не знал, но не волновался. Решив подчиняться, Син полностью остановил свои мысли. Сейчас они даже не колебались, поэтому он не чувствовал беспокойства.

— Тебя ждут изрядные мучения, но они быстро прекратятся. Это связано с заклинаниями для повышения совместимости. У них уйдет примерно половина суток. Терпи.

— ...Есть, — ответил Син, двинув лишь губами.

Ему приказали не двигаться. Поэтому он собирался стоять вечно, подобно каменной статуе, до самого окончания мира, если только хозяин не отменит приказ. Син думал лишь об одном — как именно ему стоять неподвижно.

Затем…

— …

Он ощутил на шее его дыхание.

Теплый выдох, равно как и палец, отчетливо ласкал его кожу.

А потом…

— !..

На смену пришла резкая боль.

Син мгновенно понял, что его укусили, но так и продолжил стоять столбом.

Ему приказали не двигаться. Ему приказали терпеть.

И он намеревался выполнить приказ.

Но…

— А...

Оно — нечто — входило в него. Кровь покидала тело, а на ее место приходило что-то еще. Впрыснутое смешивалось с кровью в его сосудах. Сердце разносило его по всему телу, и оно неспешно впитывалось и в плоть, и в кость, словно капля черной краски, упавшей на белую простыню.

Нечто перекрашивало его.

Син понимал это. Не знал, как, но понимал.

— А… а-а… — простонал он.

Телесные инстинкты предавали безмятежность сердца. Во всем теле забурлила обжигающая боль. Ему говорили не двигаться, поэтому он напряг каждый мускул, пытаясь удержать себя, но не мог справиться с тем, что его тело предательски подрагивало.

— А… а-а… а… а!..

Сина охватили судороги.

— Алмарт. Лайторт. Хаф. Тинт. Элм. Сис. Тинт…

Челюсти отцепились от его шеи… и мужчина произнес короткую фразу.

Белый туман, окружавший их, слегка задрожал, начал обволакивать Сина и отвердевать, замуровывая его.

Материя. Чувствительное к магии вещество, часто используемое магами.

Вокруг Сина появлялась коробка из материи.

Похожая на вертикально стоящий гроб.

— Элм. Фос. Эу. Варн…

На поверхности гроба всплыли голубые диаграммы, и тот стал еще крепче.

Диаграммы скрыли мир от глаз Сина. Вскоре за ними скрылась и фигура нового хозяина.

Но…

— Отныне ты не человек, но Империон, — раздался все тот же величественный голос с другой стороны диаграмм.

И вновь голос не колебался, подобно скале. И вновь мужчина словно говорил очевидные вещи, а потому не вкладывал в слова силу.

Он будто считал каждое свое действие божественным промыслом, необходимым миру.

Таким и должен быть владыка.

Таким и должен быть повелитель.

Даже сквозь боль Син ощутил прилив радости.

И мужчина словно разглядел его насквозь.

— Отныне ты перестанешь быть собой, неустойчивым существом — сомневающимся, неуверенным, гневающимся, горюющим.

— О-о… о-о-о-о-о…

— Как правитель, ты не будешь колебаться. Как правитель, ты не будешь сомневаться. Ты станешь машиной из плоти, работающей ради одной цели — править.

— Ес… ть…

Син выслушал речь мужчины, известного как Проклятый Император, так и оставшись на полпути между болью и радостью.