Глава 8

Неограниченное нейтральное поле, на котором он не появлялся три с половиной часа реального времени, стало белоснежным.

С серого неба беззвучно падали и быстро таяли на ладони крупные снежинки. Высотный жилой комплекс, на крыше которого стоял Харуюки, превратился в огромную глыбу льда.

Уровень «Лёд и Снег». Заходить внутрь зданий на нём нельзя, поэтому Харуюки появился наверху.

— Значит, состоялся Переход... — пробормотал Харуюки.

В этом нет ничего удивительного. За три с половиной часа реального времени в Ускоренном Мире прошло примерно сто сорок шесть дней.

Харуюки неспешно присел на вершине ледяной глыбы, покрытой двадцатисантиметровым слоем снега. Его металлический аватар обладал определенной устойчивостью к ледяным атакам, но это не значило, что он не чувствовал холода. Впрочем, сейчас даже мороз, покалывавший нервные окончания, казался приятным.

— Ты говорила, что не любишь уровень «Ад»... интересно, что ты думала о Льде и Снеге? — проговорил он, пересыпая снег из ладони в ладонь.

Конечно, он не услышал ответа, но, скорее всего, белоснежной Метатрон этот белый мир тоже пришёлся бы по душе.

Усевшись на краю крыши, Харуюки посмотрел на юго-восток.

Снег валил так сильно, что он не видел даже зданий столичной администрации в Синдзюку, но знал, что именно в этом направлении находится Токио Мидтаун Тауэр, возле которого они сразились с первой формой Метатрон, а еще дальше расположены Старая Токийская Башня и парк Сиба.

— Я так хотел посмотреть на твою крепость...

Если подумать, то он бывал дома у Фуко, на вершине Старой Токийской Башни, но понятия не имел, где находится вход в великий лабиринт под парком Сиба. И вряд ли он уже когда-нибудь посетит его. В отсутствие хозяйки крепость заполнится тоскливым одиночеством...

И тут Харуюки вдруг осознал кое-что.

Может быть, ему и не требуется просить Тиюри применить Зов Цитрона?

Все поверженные Энеми воскрешаются после Перехода. Формально тело Метатрон, вернее, её вторая форма, так и не была ни разу никем побеждена за все восемь тысяч лет ее жизни. Может быть, это правило применимо и к ней?

Другими словами, она уже вполне могла успеть воскреснуть в глубинах подземелья под парком Сиба.

На секунду в сердце Харуюки вспыхнула надежда, но в следующее мгновение она развеялась в холодном воздухе вместе с тоскливым вздохом.

Даже если девушка-архангел и воскресла, она будет «новой» Метатрон. Простой Энеми, послушно сражающейся с бёрст линкерами, которые осмелятся напасть на неё, а не уникальным созданием, восставшим против своей судьбы и жаждущим увидеть конец этого мира.

— Почему?.. — тихо прошептал Харуюки. — Почему... ты...

Он обращался не к Метатрон.

Он говорил с таинственным создателем Ускоренных Миров — Брейн Бёрста 2039, Аксель Ассолта 2038 и Космос Коррапта 2040.

— Почему ты дал Метатрон сознание? Ради чего ты дал ей способность мыслить... мучиться, страдать и надеяться? Почему ты дал ей душу — такую отважную, что она пожертвовала собой, спасая никчёмного бёрст линкера вроде меня... почему ты научил её любить?!

Изо всех сил сжав кулаки, он ударил по ледяной глыбе, на которой сидел. Здания на уровне «Лёд и Снег» обладали большой прочностью, и такие удары им нипочём.

Второй удар, третий. Его руки пронзила резкая боль, но он продолжал бить.

— Почему... почему... почему?! — выкрикнул он и нанес ещё один удар правым кулаком.

По броне побежали трещины. Боль ледяными иглами пронзила его виртуальные нервы. Но этой боли недостаточно.

В тот миг...

В тот миг, когда Метатрон пожертвовала собой, превратившись в энергию для Трисагиона, Харуюки мог лишь смотреть. Он был совсем рядом, но мог только наблюдать, мучительно ощущая, как жизнь покидает её.

Неужели он ничем не мог помочь ей?

Если ей не хватало энергии солнца, он мог помочь Инкарнационной энергией. Если бы его воображение выгорело дотла, он мог поделиться энергией своей души. Пусть он даже выжег бы часть клеток своего мозга, только бы сражаться вместе с Метатрон, а не смотреть беспомощно на то, как она защищает его.

— Но... но я!..

Он вскинул кулаки и отчаянно ударил ими об лёд.

Синяя поверхность льда покрылась паутинкой трещин, а с рук Харуюки осыпались несколько серебряных осколков.

Шкала здоровья сократилась, а его сознание пронзила резкая боль.

А затем ещё раз.

И ещё.

Хрупкая броня на его кулаках разбилась, обнажив серое тело аватара. Следующими ударами он сломает уже и сами руки.

Но ему было всё равно. Он был готов терпеть эту боль, пока окончательно не умрёт.

Слово в ответ на решимость Харуюки над уровнем взвыл холодный ветер, и разразилась пурга. Снежный вихрь коснулся обнажившихся ладоней, словно пронзив их льдом.

И в этот самый миг...

...Ещё... алась.

Харуюки показалось, что он услышал чей-то далёкий голос.

Замерев со вскинутыми руками, он затаил дыхание и навострил уши. Он изо всех сил искал звуки этого загадочного голоса в завываниях пурги.

Внутри... тебя ещё... осталась...

Спокойное меццо-сопрано, гладкое, словно шёлк. Голос принадлежал женщине... но более низкий и грудной, чем сладкое, чистое сопрано Метатрон. Он не напоминал ни Черноснежку, ни Фуко. Совершенно незнакомый голос.

Харуюки медленно опустил руки и хрипло спросил:

— Кто... ты? Что... что осталось?..

Я... терасу, союзница Метат...

Постепенно голос становился всё громче и отчётливее, словно у старого радиоприёмника, который настраивают на станцию. Позабыв о боли, Харуюки весь превратился в слух.

Внутри тебя ещё ост... сь связь с ядром Мета...

Сможешь ли ты восстановить это ядро — зависит от тебя. От того, насколько велика в тебе та сила, что вы зовёте Инкарнацией.

У тебя мало времени. Ядро скоро исчезнет...

Протяни ей руку. И тог... да ты обязательно... тянешься...

Голос начал удаляться и вскоре затих.

Как бы Харуюки ни вслушивался, он слышал лишь завывания пурги. Неужели это лишь галлюцинация, порождённая безумной надеждой? Или всё же правда? Таинственный голос утверждал, что связь с Метатрон всё ещё жива внутри него — эта мысль никогда не приходила ему в голову.

— Внутри... меня... — медленно прошептал он, крепко сжимая кулаки.

Если верить таинственному голосу, сила Инкарнации могла восстановить ядро Метатрон. Но времени осталось мало.

Он не собирался упускать шанс, каким бы призрачным тот ни был. Но в то же время Харуюки понятия не имел, что нужно делать.

Система Инкарнации требовала для активации четкий образ. Но он не мог решить, какой именно образ или явление нужно представить, что именно он должен переписывать...

Харуюки инстинктивно окинул взглядом окрестности, ища кого-нибудь, кто смог бы ему помочь, но тут же одёрнул себя.

«Здесь нет никого, кроме меня. Только я могу протянуть руку Метатрон. Пришел тот самый миг, когда я должен в одиночку всё обдумать, в одиночку приложить все силы и в одиночку добраться до цели. Тот самый миг, когда я должен выполнить обещание, которое дал Метатрон — вместе увидеть финал этого мира.»

Если между ним и Метатрон ещё оставалась связь, ключом к ней наверняка служили крылья.

Усиливающее Снаряжение «Крылья Метатрона», которыми девушка-архангел одарила его — те самые крылья, которые спасли Харуюки от смерти, когда тот едва не разбился после завершения битвы с Бронёй 2.

Опустившись на колени, Харуюки сцепил ладони перед лицом и напряг воображение.

Изящные, острые белоснежные крылья, возникшие на его спине чуть выше лопаток. Те крылья, с помощью которых Метатрон столько раз предупреждала его об опасности. Он попытался вспомнить эти ощущения и восстановить невидимую связь.

Харуюки закрыл глаза. Шум бушующей пурги, боль в руках и лютый мороз начали постепенно слабеть.

Осталась лишь тьма и образ расправленных белоснежных крыльев. Видение, в котором он с их помощью летел всё выше и выше, к самому краю этого мира.

Видение, в котором он покидал средний уровень и возносился на высший...

«Метатрон.

Ты слышишь меня, Метатрон?

Я здесь. Я расправил те крылья, что ты подарила мне, и взлетел в небеса твоего любимого мира.

И сейчас я протяну к тебе руки.»

В это самое мгновение...

Вдали, словно на другом конце бесконечной тьмы, загорелась маленькая звёздочка.

Свет её так слаб и непостоянен, словно она может исчезнуть в любой момент; но Харуюки ощутил тепло, доносившееся от этого белого огонька.

Стремительно расправив крылья, Харуюки протянул к нему руки. Но мерцающая звезда оказалась слишком далеко. Руки Харуюки слишком коротки.

Однако сейчас никакое расстояние не могло остановить его. Вера в то, что он способен дотянуться... и энергия души, превращенная в эту веру, помогала ему простирать руки всё дальше и дальше... и вот...

Он осторожно и нежно взял звёздочку в ладони.

А затем открыл глаза.

Падал снег. Под ногами хрустел растрескавшийся ледяной пол. Руки окостенели, и с них свисали сосульки.

Он медленно пошевелил пальцами. Сосульки упали и разбились. А затем Харуюки осторожно разжал ладони.

Но в руках у него ничего не было. Падающий снег постепенно окрашивал серое тело аватара в белый цвет.

Всё оказалось иллюзией?.. Сном, который он увидел, заснув под пение пурги?..

Нет.

В самом центре его ладони слабо мерцал крохотный огонёк, меньше любой снежинки.

Его мерный, но чёткий пульс напоминал маячок, зажжённый, чтобы помочь заблудившемуся в пурге путнику.

А ещё он напоминал биение сердца.

Харуюки прикрыл огонёк ладонями, чтобы защитить от холода, а затем осторожно подышал на него.

Мерцание огонька начало немного ускоряться. Сначала он мерцал раз в секунду, затем три раза... десять раз. Наконец, он засверкал так быстро, что глаз перестал за ним поспевать. Вспышки слились в свечение, немного напоминающее люминесцентную лампу.

Затем огонёк начал увеличиваться в размерах, превратившись в кольцо диаметром около двух сантиметров. Под кольцом появилось длинное веретено. А затем с обеих сторон веретена выросло по тонкому белому крылышку.

Он не мог не узнать этот объект. Эту форму трёхмерной иконки Метатрон приняла, когда вела Харуюки и его друзей по базе Общества Исследования Ускорения.

Настоящая Метатрон? Или иллюзия, созданная воображением Харуюки?..

Харуюки осторожно сдвинул правую руку и погладил веретено указательным пальцем.

Палец ощутил твёрдость иконки. Она материальна. И такая тёплая, что ласковая жаркая волна прокатилась сквозь сознание Харуюки.

— Мета... трон... — дрожащим голосом выговорил он, попытавшись вновь прикоснуться к иконке.

Но в этот самый миг...

— ...Возмутительный нахал!!!

В голове его вдруг раздался такой громкий голос, что Харуюки удивленно отпрянул назад и шлепнулся на землю.

Воспользовавшись шансом, иконка выпорхнула из его рук и зависла в десяти сантиметрах над головой Харуюки, продолжая сердито кричать:

— ...Ты что, думаешь, что статус слуги дает тебе право так лапать меня, Сильвер Кроу?!.. В качестве наказания за непристойное поведение я увеличиваю срок твоей службы ещё на пятьсот лет!..

Какое-то время Харуюки ошарашенно смотрел на порхающую иконку.

А затем мир перед глазами расплылся.

Харуюки ощутил, как из линз, сокрытых маской, хлынули горячие капли. Они скатились по щекам аватара, закапали на броню и начали топить снег. Слёзы лились из его глаз нескончаемым потоком.

Это была не иллюзия.

Таинственный голос сказал правду — она действительно не исчезла. Хотя Харуюки не знал, что именно произошло, «связь» между ним и Метатрон всё ещё не прервалась, и он смог использовать эту тонкую струнку, чтобы оживить душу Метатрон и вернуть её с порога смерти.

Не в силах говорить, Харуюки только всхлипывал. Метатрон продолжила чуть более мягким тоном:

— И вообще, ты мог догадаться, что я не исчезла окончательно, ещё тогда, когда связь прервалась, но крылья, которые я тебе одолжила, продолжали работать. Неужели ты решил, что я могу погибнуть в битве с таким врагом? Как мой слуга, ты должен лучше понимать силу своей хозяйки. Впрочем, ты достоин похвалы за то, что смог восстановить нашу с тобой связь. Вот только прямо сейчас мне нечем вознаградить...

И тут Харуюки не выдержал.

Эмоции взяли верх, он вытянул руки и заключил трехмерную иконку в крепкие объятия.

— Ай!.. Эй, ты что делаешь?!

Биение крыльев и нежное тепло казались до невозможности родными. Харуюки прошептал:

— С возвращением... Метатрон. Когда я узнал, что ты выжила, я... я так...

Больше он не смог выговорить ни слова — он разрыдался, уже ничего не стесняясь.

Буря начала слабеть. Харуюки сжался в комочек и отчаянно плакал, словно ребёнок.

Трепыхающаяся в его руках иконка, наконец, смирилась... и успокоилась, мерно пульсируя и становясь ещё теплее. Казалось, будто от этого тепла израненные руки начали заживать.

В какой-то момент снегопад прекратился, тучи расступились, и показалось яркое золотое солнце — но Харуюки ничего не замечал. Он плакал ещё очень, очень долго.