Акт 1

Существуют некие люди, известные как алхимики.

Почти все считали их существами вроде демонов или ведьм.

На дворе стояла ночь — время, когда зимняя погода становится ещё более негостеприимной. Казалось, что все растения спят, а лишенные яркой листвы ветки ослабли под весом снега.

Куслу за руки выволокли из камеры рыцари в металлических шлемах. Он понимал, что его внешний вид ужасен, но чувствовал, что люди совсем над ним не смеялись.

Маленькое смотровое окно, из которого просматривалось подножие башни, было открыто. Над землей блестело множество звёзд, которые выглядели настолько хрупкими, что завывавший снаружи ветер казалось может сорвать их с небосвода.

— Разве ты не видел звезд из окна своей камеры? — оглянувшись через плечо, сказал старый рыцарь, показывавший дорогу, заметив, что Кусла замедлил шаги. В правой руке он нес подсвечник, а левой сжимал рукоять меча, готовый к любой неожиданности.

Заметив кольцо на мизинце старого рыцаря, Кусла подавил желание улыбнуться.

— Видел, но сейчас все иначе: звезды символизируют мою свободу.

Подняв брови в молчаливом удивлении, рыцарь отвернулся и продолжил идти вперед. Кусла, по бокам которого шли стражники, снова побрел, пошатываясь, но усмехнулся, взглянув ещё раз на кольцо старого рыцаря.

В кольцо был вправлен темно-синий сапфир. Суеверия говорили, что этот камень придает мудрости и спокойствия тому, кто носит его, а также дарит способность распознавать ловушки. Если чистое серебро считалось мечом против злых сил, то сапфир служил словно святой щит или посох.

Он, возможно, надел его, чтобы не быть обманутым словами Куслы, или чтобы защитить себя от чего-то, что ещё труднее перенести.

Кусла догадался, о чём думал старый рыцарь, небрежно напевая про себя, пока смотрел через окно в сверкающее звездами ночное небо.

Даже непоколебимый серый рыцарь поддался суевериям перед лицом неизвестности.

Покрытых тайной алхимиков лишь боялись.

О них шептались как о людях, которые проводят свои дни, заперевшись в темных домах пытаясь превратить свинец в золото, разработать эликсир, который обратит старение вспять, сращивая вместе трупы, чтобы создать новые организмы и стремясь к другим недостижимым целям.

Хотя Кусла и не опровергал то, что подобные люди существуют, но, по его мнению, большинство тех, кого называли «алхимиками», работают не впустую. Однако невозможно было подробно объяснить то, чем они занимались, всего лишь несколькими предложениями.

Термин «алхимик» был просто условным названием тех, кто практиковался в алхимии, и использовался людьми, которые никогда не знали, чем они занимаются.

Еще более непонятным, чем их занятия, было место, которое занимали алхимики в обществе. Они отличались от знати, управляющей городами, священнослужителей, пестовавших верующих, или мастеров гильдий, которые управляли своими подчиненными; алхимики не вписывались в привычные аспекты жизни других людей, которые из-за этого и считали их чем-то обыденным — и бесполезным.

Когда Король правил своим городом, то традиционным было разделять экономические функции на четыре составляющих: знать, которая наблюдала за обширными поместьями с землей и зданиями; торговцев, поддерживающих рынки; ремесленников, которые вносили свой вклад в архитектуру и приток богатств в город. Учитывая это разделение, простой народ приписывали к четвертой категории, что значительно упрощало управление Короля различными сферами жизни.

Своей рукой Король назначал лидеров каждой организации и официально утверждал их статус. Назначенные руководители становились хозяевами гильдий по роду их деятельности. Пекари, мясники, кузнецы и все прочие мастера имели каждый свою гильдию.

Рыцари, тащившие Куслу по снегу, также не выделялись из этой системы.

Их одежда, броня, свечи, заработок и даже сама возможность вытащить Куслу из тюрьмы — это было сделано по велению королевской власти.

Однако эта управляющая сеть была разработана не для того, чтобы потакать королевским желаниям, она стала результатом необходимости централизованно управлять большим городом.

Городской совет, состоявший в основном из известных людей и знати, живущих в городе, устанавливает свод законов для жителей города, указывающий, что люди могут делать по закону, а что нет.

Без этого большой город, вероятно, не смог бы просуществовать и месяца.

В большинстве случаев причиной беспорядков становились гильдии ремесленников, на территории которых и начиналось кровопролитие.

Поэтому все гильдии контролировали действия своих членов, и в какой-то степени они действовали так, чтобы смягчить раздоры, насколько это возможно.

К примеру, кузнецы, ответственные за выковку мечей, будут ковать только мечи, в то время как ремесленники по ножам будут делать лишь ножи; существовала жесткая классификация между мечами и ножами. Если бы были какие-то неясности в различиях, то те, кто всю жизнь выковывали мечи, могли бы вдохновиться на создание ножей, и, в конечном итоге, могли увести потенциальных клиентов у создателей ножей. Конфликты создавались, когда пекари начинали действовать как мясники или когда мясники продавали мясо снаружи магазинов в середине ночи, чтобы навредить бизнесу гостиниц и трактиров. В таком случае в обществе воцарился бы лишь хаос и упадок.

Бог, казалось, не торопился со своей карой в этом мире, поэтому надо было знать, как избежать разом всех конфликтов, а не решать их по отдельности, что и стало постулатом нормальной жизни.

На примере гильдии кузнецов становилось ясно, что разделение труда во всех четырех сословиях было просто до тошноты сложным.

У кузнецов было много мастеров — таких как мастер мечей, кузнец-точильщик и кузнец по подковам, слесарь, создатель железных труб, чеканщик, мастер узорной ковки и прочие — всех их можно было отнести к кузнецам.

Казалось, что каждый занятый в ремесле имел собственную классификацию, словно подразделение. Кроме принадлежности к одной категории, эти подразделения еще и взаимоисключали друг друга. Если мастер хотел расширить ассортимент своих товаров, то ему требовалось приобрести права на торговлю каждым желаемым изделием.

Это было почитаемым порядком, который поддерживали правители города.

Хоть Кусла и не являлся исключением в этой системе, но он был человеком, который, якобы, пытался преобразовать свинец в золото.

Среди множества специальностей четырех сословий — как можно было классифицировать его работу?

Он был производитель труб? Ювелир? Или, возможно, его следовало отнести к тем металлургам, которые извлекали золото путем плавления руды, добытой из шахт?

Хотя какой-то титул «преобразователь свинца-в-золото» мог быть применимым, но какие исследования позволяли ему сделать это? Если подобные исследования действительно существовали, то как бы их классифицировали? Кроме того, если превращение свинца в золото противоречило кодексу правильного поведения смертных, установленного церковным Богом, то разве подобную классификацию не должна вести Церковь, а не королевская власть?

Один только процесс превращения свинца в золото был очень запутан, к тому же возникало множество вопросов: что насчет трансформации свинца в серебро? А серебра в золото? Сращивание трупов, чтобы сделать новое существо? Создание эликсира молодости? Что можно было сказать о других вещах, которые не сразу, но обнаружат в будущем?

Учитывая всё это — подобное могло не только стать концом существования целого города, но также стать катастрофой для любого упорядоченного общества.

По правде говоря, подобная схема уже была разработана обществом, и необычное положение Куслы не было чем-то новым; по причинам, не связанным с созданием золота, некоторые сановники в городе уже инвестировали в алхимию.

Были те, кто заказывал подобные исследования ради обретения бессмертной жизни под защитой самой Церкви, и в большинстве своём это были богачи. Только некоторые из тех, кто исследовал трансмутацию металлов с помощью алхимии, делали это ради знаний. Подобные исследования могли привести к повышению эффективности добычи руды или улучшению чистоты металла при плавке руды. После обретения таких знаний благосостояние некоторых людей или даже целого народа могло существенно улучшиться.

К примеру, когда дело доходило до эффективности извлечения руды, то это требовало совместной работы очень разносторонних элементов, таких как крепкие веревки, используемые для подъема породы, прочные инструменты для извлечения руды, конструирование этих инструментов, изобретение коррозийных веществ, чтобы растворить камни, и дальнейшие шаги по линии производства. Индустрия ремесленничества со своим изолированным устройством — делением по различным подразделениям — сама себя уничтожит до того, как сможет организовать цепочку поставки материалов для одной уникальной задачи. Даже если они смогут найти способ, то ремесленникам нужно будет быть осторожными, чтобы не перейти границы своих специализаций, причем каждую сделку им придется утверждать в правительстве города.

Поэтому в отличие от ремесленников те, кто просто искал «методы» вместо создания конкретных вещей, довольно сильно ценились, но над ними не было никакого управления, организации или стандартов, управляющих ими.

Более того, когда узнавали нечто новое или чуждое, то почти всегда примешивались вопросы религии.

Даже леди, следящую за модой, будут допрашивать как еретичку, если она отклонится от надлежащей правилами прически. В результате люди, соответственно, стали бояться отклонений от того, что считается приемлемым.

Церковь не относилась милостиво к еретикам, поэтому все хотели вызывать как можно меньше подозрений у соседей.

Ремесленники, как и прочие сословия, ясно понимали, что лучше не привлекать нежелательного внимания.

Те же, кто был у власти и хотел обойти королей и знать соседних стран, должны были находить деньги, чтобы взрастить нужных людей и защитить их своей властью. Это была обычная практика в мире, особенно среди исследователей металлов, от которых правители желали достижения невозможных результатов. Со временем алхимики приобрели сомнительную славу, но из-за ожиданий алхимических чудес от множества людей они продолжали свою деятельность.

Так что эта вооруженная троица вытащила Куслу не из-за сострадания.

Они вытащили его как члена рыцарского Ордена Клаудиса — большой организации с почти безграничной властью вмешиваться в дела по найму алхимиков, большей, чем у кого-либо другого.

— Я полагаю, что ты не против послушать меня, пока будешь есть?

Ему подали маринованную свинину, хлеб, запеченный с сыром и теплую медовуху. Кусла, евший в тюрьме лишь лук и черный хлеб, радостно набросился на еду. Медовуха согрела его желудок, и он наконец-то почувствовал, как тот снова принимает свою форму.

— Я никогда не думал, что это займет две недели... но формально мы получили юрисдикцию над тобой.

— Ха, так я всё ещё важен?

Кусла взял булочку в свою ладонь и срезал внешний хрустящий слой. Он достал маленький флакончик из кармана и посыпал его содержимым мякоть хлеба.

— Эй, это же...

— Это просто соль. Соль.

Старый рыцарь слегка побледнел от шока.

— Так ты что, шутил?..

— Нет, мышьяк вот тут.

Кусла демонстративно вынул другой флакончик из кармана штанов, и глаза старого рыцаря широко распахнулись.

— Я могу дать его тебе, если хочешь.

— Это, наверное, тоже соль...

— Для нас обоих будет лучше, если ты в это веришь.

Кусла вернул флакончик в карман, и старый рыцарь, изображая равнодушие, откинулся на спинку стула. Затем он потер свои глаза, посмотрел на Куслу и откинулся назад чуть дальше.

— Почему ты строишь из себя негодяя? У тебя есть здравый смысл и способность принимать решения — довольно редкие черты, отличающие тебя от остальных. Не смейся. Я действительно так думаю. К тому же ты добродетелен и имеешь много других черт, которых нет у остальных. Так почему? Почему ты украл кости святого из оссуария Церкви для своей алхимии? Ты сошел с ума? Ты захотел умереть?

— Не было другого способа исследовать их.

— Ты лжешь! Я читал доклады о твоих экспериментах. Ты один из всех людей решился на подобные суеверные методы!

Рот Куслы был набит хлебом, а наклонился он так, что почти касался подбородком стола. Он поднял взгляд, провоцируя рыцаря Ордена.

Их молчание растворилось в темноте ночи. Рыцарь продолжил, на этот раз осторожно подбирая слова:

— Хорошо, что ты не успел разжечь огонь. Если бы скелет загорелся, то ты бы сам превратился в пепел. Тогда...

Он говорил почти летаргическим голосом.

— Зачем?.. Почему ты тратишь такой талант?

— Почему?

Рот Куслы снова был набит хлебом, и он склонил голову в ответе.

Он пожал плечами, глотая хлеб, словно птица, и запивая всё медовухой.

— На самом деле я и сам не понимаю себя, но возможно, ты сможешь понять, если вскроешь череп какого-нибудь очень умелого алхимика.

— ... Хм.

Старый рыцарь вздохнул от слов Куслы, все еще занятого хлебом.

— Это из-за того, что произошло с Фриче?

Молчание. Бесконечное молчание.

— Как и ожидалось... но Фриче была...

— Я знаю. Она была шпионом фракции Папы и хотела украсть мои металлургические технологии, ведь так?

— Да. Есть железные доказательства. Множество доказательств.

— Тогда не лучше бы было её убить, пока я наслаждался выпивкой? Рассечь её стройную шею, которая каждый раз так трепетала, когда она смеялась, раздробить эти тонкие и очень выступающие ребра, вырезать её здоровую печень, которая будет так красиво пульсировать даже от самого нежнейшего прикосновения, аккуратно перерыть ей кишечник в поисках чего-либо; я могу сделать что угодно, чтобы достать то, что хочу, даже если это спрятано в желудке... Я не вру.

Кусла глотнул тепловатой медовухи.

Он пил её так же, как и тогда.

Ирония была просто убийственной.

Кусла с отвращением взглянул на рыцаря.

— Потому что я хотел попробовать использовать кости святого для плавки железа, уже очень давно.

Преданные Церкви уже упали бы в обморок от страха, но старый рыцарь остался равнодушен.

— То, что произошло с Фриче... Я не могу ничего сделать, но мне действительно жаль. Но ведь это ты слил информацию о том, что собираешься сделать... потому что ты любил её, я полагаю?

В конце концов, работа этого старого рыцаря заключалась в проверке новичков.

К этому моменту Кусла почти почувствовал, что ему не стоит пытаться отвечать.

— Если бы планы не были бы разглашены, то вас точно убили бы вместе.

Кусла беспечно вздохнул.

— Ты хочешь перестать быть алхимиком?

Это был словно вопрос от отца.

Алхимики сталкиваются с бесконечным презрением за уход с правильного пути, их ненавидят как еретиков, и даже если они находят защиту у власть имущих, то их будут ценить только за их таланты и жизни. Иногда они встречают людей, с которыми у них устанавливаются хорошие отношения, но слишком часто такие люди оказываются шпионами.

Хочу ли я бросить эту жизнь, полную несчастий?

— Я могу рекомендовать тебя. Не так-то просто оборвать все связи с Орденом Клаудиса... Но я могу найти тебе приличную работу. Хорошо, что наша организация настолько велика.

Кусла посмотрел на бородатого мужчину перед собой — в его зеленых глазах светилось сострадание. Какой хороший человек, подумал он. Повезло, что человек, родившийся в семье знати, прожил свою жизнь гордо и дожил до его лет.

В его словах, скорее всего, не было лжи: особенно потому, что они оба знали друг друга уже очень долгое время.

Кусла облокотился о стол, чтобы поддерживать голову, а его движения стали слишком размашистыми, как у тех, кто, перебрав, пытается справиться с опьянением.

Даже в таком плохом состоянии Кусла никогда не позволял себе колебаться. Он сражался с тяжестью своих век, чтобы поддерживать внимательный взгляд, отвечая на предложение рыцаря.

— Я продолжу заниматься этим. У меня нет другого выбора.

Несмотря на то, что он постоянно попадал в такие ситуации.

Старый рыцарь отвернулся от Куслы и тяжело вздохнул — якобы из-за жалости к такому несчастному человеку.

— Не важно, через какие события ты пройдешь — твоя любознательность никогда не исчерпается. Это — словно вы, люди, подцепили болезнь. И всё из-за чрезвычайно глупой причины.

— Ты имеешь в виду Магдалу?

Старый рыцарь сухо откашлялся, и он, вероятно, не хотел высказывать свои мысли непосредственно по этому поводу.

Алхимики жили глубоко под сукном мирового общественного порядка. Они не были частью какой-либо формальной системы, и их личности никогда не были известны. К ним часто относились с неодобрением и презрением. Однако были и положительные стороны от занятия алхимией: многие алхимики также были талантливыми ремесленниками, но была очень хорошая причина, по которой они жили презрительной жизнью алхимика.

Для любого наблюдателя это была очень глупая цель, ведь их мечта была, наверное, единственным способом полностью насытить их любопытство.

Поэтому загробный мир, к которому алхимики готовились, был назван ими “земля Магдала”.

Если подумать, алхимики попросту искали способ попасть в Магдалу, поставив на кон всё ради этого: включая свои жизни и гордость.

— Из-за тебя производительность металла здесь значительно возросла, а траты топлива немного снизились. Количество денег, которые ты помог сохранить Ордену, было достаточно, чтобы спасти тебя от фракции Папы, намеревавшейся сжечь тебя на костре.

Старый рыцарь сделал паузу, чтобы увидеть реакцию Куслы; тот смотрел на стол, не двигаясь.

— Начальство посчитало, что слишком жалко уничтожать такой талант.

— Так где мое следующее рабочее место?

Спросил он, выказывая равнодушие к словам старого рыцаря.

Род занятий алхимиков был уникальным и требовал множество разнообразных ремесленнических навыков.

У них было несколько замен, и смерть была обычным делом для них.

Их часто убивали, и довольно часто происходили несчастные случаи.

Алхимики были словно золотые мотыльки, летающие опасно близко к огню.

— Просто я никогда не видел подобной неблагодарности. Даже Орден не может освободить тебя безнаказанным.

— Я уже готов.

— Гулбетти.

— Э?

Кусла невольно поднял голову; это название города застало его врасплох.

— Рядом с линией фронта? Разве отправиться туда — хорошая идея?

— Я думаю, что это превосходный выбор для вас.

— Гулбетти... Гулбетти...

Кусла повторял это слово снова и снова, и через некоторое время он понял, что старый рыцарь имел в виду.

— Нас?

— Я полагаю, что ты знаком с Вэйлэндом?

Выражение лица старого рыцаря стало горьким.

Если бы это для него ничего не значило, то Кусла, вероятно, притворился бы, что не понимает вопроса; но всё же это имя удивило его.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Ты и Вэйлэнд будете работать в мастерской в Гулбетти.

— Хех.

Он не думал издеваться над этим, или даже показывать своё неудовольствие, но он закашлял от удивления.

— О чем вы думаете?! Вы ведь имеете ввиду того Вэйлэнда?! Человека, который отравил какого-то монастырского архимандрита и был арестован?!

— Женский монастырь Святой Ариэль, богатая обитель, полная благородных принцесс.

— Хее?

В этот раз Кусла явно ухмыльнулся и пожал плечами.

— Почему тогда Церковь отпустила его?

— Кто знает? Вы ведь оба алхимики, так ведь?

Те, кто делает невозможное возможным.

Превращение свинца в золото было лишь их товарным знаком.

— Другими словами, Вэйлэнд и я будем работать в одной мастерской?

— Вы оба уже работали в одной мастерской во время вашего ученичества, поэтому, я полагаю, вы подружитесь.

— Да вы шутите. Он пытался отравить меня семь раз.

— Я слышал, что ты отравил его девять раз. Разве не из-за вашего общего опыта вы оба смогли избежать отравления?

— Ну, я думаю, что у нас была божественная защита Тельца.

Сапфир, который придавал мудрости, чтобы избегать ловушек, был символом знака Зодиака Тельца. Конечно же, Кусла насмехался над старым рыцарем за ношение сапфирового кольца, и тот убрал со стола левую руку.

Но прошло уже много времени, с тех пор как Кусла слышал имя Вэйлэнда, и он почувствовал, как волосы зашевелились на затылке.

— Так в чём дело? Я не думаю, что меня так легко помилуют. Должно быть серьёзное наказание за моё преступление.

— Я точно не слышал, но кое-что выловил из парочки слухов. И у меня будут проблемы, если я тебе их передам. Я получил приказ сверху — депортировать тебя, и я обязан этому честно подчиниться. Если ты со всем хорошо справишься, то твой долг Ордену, как алхимика, будет списан, но если ты провалишься, то долг останется. Конечно же, это является предпосылкой к этому.

Старый рыцарь сказал, вздохнув:

— Что ты превратишь свинец в золото. Всё готово для этого.

— Ну что ж, тогда я это сделаю, — тут же ответил Кусла.

Пусть он и не мог отказаться, но он охотно принял это задание.

— В таком случае мне немного любопытно, о чём думают высшие чины.

Старый рыцарь принял вопрос Куслы, не изменив выражения лица, и даже малейшей улыбки не появилось на его губах.

— Я также не понимаю.

— ...

— Я скучаю по своим дням на поле боя. Тогда я мог видеть горизонт, куда бы я ни посмотрел и где бы я не был.

Эти слова, сказанные со вздохом, совсем не звучали как шутка.

Рыцарский Орден Кладиуса.

Их хорошо знали по всей земле; они обладали властью, не имеющей себе равных. Это была организация, обладавшая большими богатствами и военной мощью.

В прошлом Церковь собрала армию для крестового похода и объявила земли, лежащие на востоке, святыми. Это и было рождением Ордена.

Земля Обетованная, о которой было написано в писаниях — Кулдарос — давно была занята и растоптана язычниками.

Папа, Френджианс IV, не мог принять этого и начал действовать против язычников, создав богословскую теорию, изложенную уважаемым богословом Святой Амелией Джубель. Он назвал акт присвоения земель крестовым походом — это означало, что даже если они вторгнутся туда, то всё равно получат Божье прощение.

Двадцать два года прошло с начала крестового похода, а ему всё нет конца.

Бесчисленное количество мужчин одело броню с эмблемой Церкви, а некоторые даже нанесли эту эмблему чернилами на свою кожу — эти люди отправились на восток с оружием в руках. Мечники и верующие с посохами совершали паломничество, желая быть похороненными в Земле Обетованной, о которой писалось в священных писаниях.

Раньше Орден Клаудиса был Братством Клаудиса — организацией, которая исполняла роль сродни госпиталю, точнее, помогала с жильём и медицинским обслуживанием тем, кто путешествовал в Святую Землю, будь они солдатами, которые вскоре пойдут на поле брани, или верующими паломниками.

Однако были люди, которые умирали от ран или болезней до того, как достигали Святой Земли.

Они оставляли завещание, передавая всё своё наследство Братству Клаудиса, и уходили из этого мира.

Братство Клаудиса принимало это наследство, и их богатство увеличивалось. Им надо было усилить их независимые отряды, чтобы сохранить свои богатства, но в конце концов добрые монахи стали жадными рыцарями. Они не могли насытиться последними желаниями их благочестивых верующих и из-за своей жадности стали организацией с ненасытным аппетитом к накоплению богатств.

На данный момент их богатства и число последователей превысило то, что было у главы Церкви — Папы — и его фракции. На земле не осталось человека, который мог бы бросить вызов Ордену Клаудиса, у которого была подавляющая военная мощь.

Хотя слухи, окружающие Куслу, были преувеличены, но Церковь уже четыре раза приговаривала его к смертной казни, и каждый раз он чудом избегал её. Это было доказательством того, что пока рыцари Ордена, которые были очень искусны в соотношении доходов и расходов, думали, что Кусла всё ещё ценен для них, то даже Церковь испытывала большие трудности с исполнением его смертного приговора.

То же относилось и к Кусле. Если ему это было выгодно, то он мог смириться с продажей своей жизни Ордену, как алхимика. Всё потому, что Кусла желал достичь Земли Магдалы, любой ценой.

И в итоге у него не было другого выбора, кроме как принять путь алхимика и сосредоточиться на исследованиях. Исследования, однако, требовали огромных сумм, изобилия материалов, громадного количества времени и власти, которая защитит его от опасности. Если он бы потерял бы покровительство Ордена, то все это для него бы стало невозможным.

Поэтому Кусла собирался работать на Орден, словно послушная овечка. Его акт сожжения костей святого в печи, чтобы увидеть результаты выплавки, был по сути самоубийством: он не удивился бы, если бы его бросили.

После освобождения из тюрьмы он отправился в северный город Гулбетти посреди холодной зимы. Он вспомнил разговор со старым рыцарем в экипаже, смерть Фриче и лицо старого рыцаря.

— Хех.

Кусла криво улыбнулся.

К сожалению для него, он проиграл.

Кусла думал, что это могло сработать. Даже после того, как он бросил кости святого в печь в попытке получить металл более высокого качества, он мог бы спастись, но он запаниковал, потому что Фриче была убита. Он погрузился в тоску и больше сам не понимал, что делал. По этим причинам, в сочетании с тем, что он уже совершил по сей день, он смог защититься от смертной казни.

Но этого бы не произошло, если бы он не выбрал такой коварный путь.

— Я в самом деле упустил прекрасную возможность... — пробормотал Кусла, слабо вздохнув.

Истинной правдой было то, что при очистке металла сожженные кости действительно могли повлиять на результат. Иногда использовали золу вместо костей.

И всё же слова старого рыцаря были более или менее правдивы. Фриче была хорошей девушкой, и даже после того, как он понял, что она была шпионом, он всё равно оставался очарован её невинной улыбкой. Уже много времени прошло с тех пор, как он встречал кого-то, с кем он мог счастливо проводить время.

Тем не менее, когда его спросили о глубине его грусти, то Кусла не знал, как точно ответить на подобный вопрос.

Алхимики изначально верят в превратности — что всё на земле изменяется. Люди умирают, природа всегда остается особенной, и старое всегда становится новым, и поэтому-то он и верил, что свинец может стать золотом, и эта безрассудная мечта могла стать реальностью.

Но эти изменения никого не ждут.

Он продолжал верить в это и проводил изменения, как будто он очищал свой металл; в этом была суть алхимии.

Итак, приключение наконец-то подошло к концу. Ноги Куслы затекли от долгого сидения, когда экипаж наконец-то остановился. Кучер, который молчал на протяжении всей поездки, наконец-то заговорил:

— Мы прибыли.

— ...

Кусла вышел из экипажа, и первое, что он сделал — это потянулся.

В течении десяти дней он сидел внутри этого экипажа и избегал встречи с любым встречным.

Внутри было множество книг, которые он читал в дороге, поэтому скука ему была не страшна, несмотря на то, что всё его тело ныло. Он чувствовал, что он бы мог продолжать так путешествовать.

Снаружи было холодно, но на улице стоял ясный день. Такая прозрачность воздуха в зимнее время была довольно редка, насколько он знал.

Утренний рынок казалось затих, и фермеры, которые скорее всего были из близлежащих деревень, неторопливо отводили домой свой скот в течении всего дня. Всё это было слишком спокойно для Куслы: обычная жизнь этих городков менялась только при смене сезонов; у них есть семьи, в которые они будут возвращаться каждый день.

Девушка, которая проявила к нему интерес в прошлом, неизбежно оказалась шпионом. Он понял, что влюбился в неё, но она уже была убита в тот миг, когда он отвернулся от неё.

Кусла не думал, что это было тем, кто заслуживал сострадание и жалость. Он допускал возможность иметь меньше эмоций, чем у других, когда думал об этом. Хотя судьба Фриче и была жестокой, для неё возможность возродиться была бы лучшей, но Кусла оставался в здравом уме даже тогда, когда сам увидел её смерть. Всё что ему оставалось, так это задаться вопросом, о том как её смерть можно использовать на благо алхимии.

Кусла гадал, не потому ли он чувствует боль в груди, когда думает о ней. Он не предавался надолго печали и не был обременен тревогой. Его кажущиеся отдаленными эмоции причиняли ему даже большую боль, чем сама смерть Фриче.

Это излишнее желание. Кусла вздохнул, когда он прошел пост городской стражи. Его личность была подтверждена лишь одним единственным стражником, а сумки остались нетронуты — это были те немногие особые привилегии, которыми обладали рыцари Ордена. Большинство членов совета этого маленького городка были силой взяты под юрисдикцию Ордена, и для жителей города это было совсем не смешно.

Так было потому, что они обычно смотрели на рыцарей Ордена с неодобрением, но настоящая причина такого осмотра Куслы заключалась также в том, что он алхимик. Люди в этом городе, обладающие здравым смыслом, скорее пойдут на сговор с еретиками, чем свяжутся с алхимиком.

Спина Куслы болела от десяти дней, проведенных в экипаже: он шел постоянно заботясь о том, чтобы избежать ухудшения его травм.

Городские стены были толстыми, и около врат было множество помещений для размещения стражи. Стража патрулировала некоторые вестибюли, которые располагались внутри городских стен с луками и катапультами на постаментах. Их броня была покрыта не краской, а маслом — или возможно кровью, которая еще полностью не высохла.

Алхимиков вызывали только для дел срочной важности.

В частности, среди причин такого вызова преобладала причина такого рода: деньги.

Если бы это был простой случай по монетному вопросу, то решение было бы простым и ясным — отрубить чью-то голову острым топором.

Кусла бодро насвистывал, пока проходил ворота, с легкостью смотря на живописные городские пейзажи, раскрывающимися за этими толстыми стенами. С точки зрения величины Гулбетти был городом совсем другого калибра, чем те, к которым привык Кусла.

Здесь была широкая река, протекающая через портвэй[✱]Портвэй в оригинале — дорога во времена Римской Империи из Calleva Atrebatum в Sorviodunum. Подробнее можете прочесть тут. В тексте же, наверное просто указана для красивого сравнения, ибо я не знаю чей тут прикол — автора или анлейтера., и четыре арочных моста пересекали её.

Пройдя ворота, он нашел то, что было приготовлено именно для него. Грузовой фургон и тележки с мулами были собраны в группу в стороне от дороги. Повозки, груженные клетками с курами, проезжали мимо него.

Какие-то одинокие пешеходы-путешественники с желтовато-коричневыми глазами тащили на себе большие тюки. Они, скорее всего, были частью торговой компании, которая проходила по заснеженным горам в конце года, и в мешках, которые они несли, скорее всего, были шкуры, добытые охотой, или другие товары, такие как янтарь или пчелиный воск. Сезонные путешествия, которыми они зарабатывали прибыль, были, как известно, трудными.

Дорога была покрыта навозом, оставшимся после лошадей и мулов. Несколько беззаботно бегавших домашних свиней и сбежавших кур возникли из толпы на одной стороне дороги.

Конечно же, не всё было так просто: там были вероломные люди, облокотившиеся на стену и осматривающие горожан: грабители, бандиты, проститутки и даже охотники, которые сейчас пытались от имени своих уважаемых лидеров словить шанс, чтобы поймать всех сбежавших животных с фермы. Занятые жонглированием монетой и единственными опасными стоящими возле стены людьми, не интересующиеся этим живым потоком, были менялы черного рынка — и в некотором смысле они стояли там по чистой воле случая. Эти дилеры черного рынка стояли тут днем по той причине, что были необходимы столь многим людям.

Кусла не был тем, кто наслаждался, глядя на такое спокойствие.

Если бы он мог выбирать, то предпочел бы более шумную и суетливую атмосферу, которая была снаружи ворот.

Также в этом городе должен был быть порт — там должно было располагаться сердце города.

Если тут, у городских ворот, улица буквально бурлила, то около порта шум и крики должны были быть еще сильнее.

Рыцари Ордена имели абсолютный контроль над городом.

Пока он был под их крылом — никто не осмелится причинить ему зло.

— Не так уж и плохо.

Кусла глубоко выдохнул, возможно пытаясь очистить легкие, вдохнул наполненный пылью воздух и улыбнулся.

Молодежь зазывала посетителей в магазины, проститутки и дилеры черного рынка не осмеливались приблизиться к Кусле, так как необычную атмосферу, которую он излучал, лучше было бы избегать.

— Куда теперь? — спросил кучер у Куслы, не осмеливаясь посмотреть ему в лицо.

— Кто знает? Я слышал, что кто-то из местных нас встретит.

Кучер замолчал. Палец на его левой руке, которая держала поводья, был наполовину обрублен, а длинный шрам от клинка, который проходил по одной стороне его лица, достаточно хорошо маскировал своей шляпой, усами и бакенбардами, простирающимися до ушей; он, наверное, был ветераном на пенсии и долго уже служил Ордену. И наверняка кроме охраны ему поручили убить Куслу, если тот попытается сбежать

— ...

Внезапно кучер поднял голову.

Он, словно дикий заяц, моментально почувствовал, что кто-то посмотрел на него.

Он щелкнул вожжами и повернул свою повозку к углу перекрестка.

Там стоял тощий мужчина с улыбкой на лице.

— Так с тобой всё в порядке, хммм?

Он уделил особое внимание согласным в конце своего вопроса. Его взъерошенные светлые волосы были связаны в пучок, и можно было лишь гадать, сам ли он решил обрезать свою неопрятную бороду, или оставил как всё и было. Даже так, он был единственным человеком в мире, который мог поприветствовать Куслу с усмешкой.

Кусла рефлекторно скривил губы, изобразив улыбку, и сказал:

— Только ты и мог это сказать. Почему ты всё ещё жив?

— Я полагаю, что Бог оберегает меня!

И снова он говорил особенно выговаривая согласные в конце, и всё это было слишком знакомым Кусле. Намеренно или нет, но убийство архимандрита с помощью яда несомненно бы принесло ему наказание смертной казнью, и всё же Вэйлэнд стоял перед ним и был очень даже живой. Алхимики были, как говорил тот старый рыцарь, волшебниками.

— И как ты выжил? Я слышал, что ты закинул кости святого в печь и поджег их.

— Огонь не был зажжен, и это то и стало поводом к освобождению. Божественное наказание минуло меня, потому что я был невиновен и думал, что святой был холодным.

Вэйлэнд продолжал идти, глядя на свои ногти и пожимая плечами.

— А что насчет тебя?

— Я? Я не отравлял его.

— Что ты имеешь в виду?

— Просто пока жирдяй поглощал свою еду, я появился перед столом, улыбнулся ему и потряс маленьким флакончиком перед его носом. Затем он побледнел и упал замертво.

Это было тем трюком, к которому прибег Кусла, когда дразнил стражников, но подобные методы были очень действенны.

Потому что подобная тактика убила человека, однако казалось, что Вэйлэнд распланировал всё наперед.

— Но зачем ты это сделал?

— Он ухлестывал за моими девушками.

Лицо Вэйлэнда словно спрашивало: «А разве могла быть другая причина?» На что Кусла не мог ответить ничего, кроме как кивнуть в согласии.

— Разве он не был монастырским архимандритом?

— Я сказал, что он флиртовал с монашками. Архимандрит женского монастыря не обязательно должен быть женщиной.

Кусла мог только пожать плечами, удивляясь способности Вэйлэнда провернуть подобный подвиг. Тот монах пал низко, но Вэйлэнд тоже крутил романы с монахинями, которые жили словно птицы в клетке.

— Этот толстяк сделал очень много плохих вещей, которые обычные люди и не заметят, и в глазах обывателей я был избавителем от чумы. Монахини монастыря просили меня спасти их, поэтому я остался безнаказанным. Мне поклонялись как герою монастыря.

— Ты всегда был хорош в таких делах.

— Просто ты не так хорош в этом, Кусла.

Кусла однажды пал на сладкие речи шпионки: он влюбился, попался на крючок, дошел до крайности и утонул лишь ради того, чтобы она была убита. Он пожал плечами и пнул пролетающую мимо курицу.

— Но это действительно шокирует...

Кусла шел вперед и спокойно слушал.

— Я никогда бы не подумал, что я снова буду работать с тобой в одной мастерской, Кусла.

— Это мои слова.

— Как много раз мы встречались в тюрьме Ордена?

Кусла бывал там уже несколько раз, и сам Вэйлэнд не слишком ленился в своих делах, поэтому эти двое довольно часто встречались за решеткой.

— Но когда в последний раз мы вместе работали в мастерской?

Вэйлэнд сделал паузу, перед тем как ответить:

— Хм... пять лет назад, верно? Я действительно скучаю по тем денькам.

Всякий раз, когда они вспоминали то, что произошло пять лет назад, то думали, что тогда они были незрелыми дураками — мысли, от которых у них на лицах всплывали гримасы.

Они оба постоянно спорили и, обучившись немного, крали яды из мастерской, чтобы отравить ими пищу другого.

Однако их мастер был дьяволом, намного хуже, чем они, поэтому на день окончания обучения Кусла и Вэйлэнд планировали отравить его. Как раз после того, как их мастер наполовину закончил есть свой обед с подмешанной ртутью, их и задержали.

Когда их пути разошлись, Кусла попрощался с Вэйлэндом, и они обменялись искренними улыбками. Эта сцена всё ещё была свежа в памяти Куслы.

— Тебя тогда легко можно было тронуть до слез, Кусла.

— Тебе ли это говорить. Разве ты тогда не был очень хорошо знаком со слезами?

Вэйлэнд пожал плечами, резко потянувшись плечами с ясно слышимым хрустом, и повернулся к Кусле.

— В любом случае, давай поспешим встретиться с тем, кто повесит нас, и отправимся в мастерскую. Я с нетерпением жду этого.

Палач, на которого он сослался, отвечал за все алхимические операции с Орденом, и он же владел мастерской в городе.

Он будет вовлечен не только в предоставление необходимых ресурсов для алхимической работы, но также будет помогать алхимикам, если на них начнет давить одна из клик церковной фракции, или они будут приговорены к сожжению на костре. С другой стороны, если алхимики не смогут больше служить Ордену или их признают бесполезными, то их обычно либо продавали Церкви, либо убивали.

Необычно, но, казалось, Орден действительно оставлял за собой право убивать по своему собственному капризу.

Вот почему этих людей называли «Палачами».

Они не были известны, как палачи, потому что алхимики не имели права принять быструю смерть, как, например, обезглавливание, которое применялось к обычным людям. На костре человек умирал слишком быстро, поэтому такую казнь тоже считали слишком легкой. Обычно алхимиков подвешивали рядом с голодными собаками, и их смерть длилась три-четыре дня.

Кусле пришлось напомнить самому себе, чтобы он не ухмылялся про себя, когда он спросил Вэйлэнда:

— Итак, ты тоже пока что не был в мастерской?

— Нет. Я только прислал сюда вещи. Я только этим утром прибыл вместе с Орденским грузовым подразделением.

— Итак, ты только что прибыл?

— Верно.

— Разве ты не мог сперва сходить...?

— Как ты мог ожидать от меня такое?

Вэйлэнд говорил это с издевкой.

— Парт-нёр?

— Я весь дрожу.

— Ты слишком жесток!

Вэйлэнд наслаждался, подражая скулежу собаки, прямо как Кусле нравилось подшучивать над стражниками тюрьмы. Город Гулбетти был расположен рядом с линией фронта, и граждане, которые привыкли уже видеть как наёмников, так и рыцарей, не отличающихся от воров, впадали в панику и быстро расступались перед ними.

Алхимики.

Эти гадкие люди, которые сбились с пути.

Когда он был молод, Кусла ответил бы злым замечанием или холодной насмешкой.

Однако теперь у него не было для этого мотивации, но в крайнем случае он дразнил стражников. Вэйлэнд же, казалось, ничем не отличался от себя в дни ученичества и мог совершить убийство так же легко, как и моргнуть глазом.

— Но я согласен, надо идти в мастерскую. Я хотел бы расплавить этот холод внутри меня, словно расплавить метал, — размышлял Кусла.

— Учитывая вид города, я думаю, она будет в хорошем состоянии. Что и ожидать от здания на линии фронта.

В северных землях, где Орден Клаудиса сосредоточил свои финансы и военную мощь, Гулбетти использовался как база. Северные земли принадлежали Ордену, и ясно, что там никто не мог высмеивать их, так как их власть была неоспорима.

Многие скупые алхимики желали этого и мечтали о мастерской, расположенной рядом с передовой: с таким расположением они могли ковать железо, пока оно горячо. Люди сделают всё что угодно ради победы.

У них был бесконечный запас материалов, им разрешалось иметь книги, которые предоставлялись им в первоочередном порядке, и они имели право вести дела с местными ремесленниками и шахтами. Им также предоставлялось множество привилегий, таких как возможность читать секретные или запрещенные книги.

Кусла, вероятно, обрадовался бы этому, если бы не то условие, с которым он прибыл на линию фронта: он был тут с Вэйлэндом.

— А что насчет того человека, кто использовал мастерскую Гулбетти до нас? Он действительно такой дурак, что передал нам столь великолепную мастерскую?

Кусла обошел кучу лошадиного навоза, пока говорил, и Вэйлэнд ответил ему таким — свойственным ему — голосом, словно описывал вчерашнюю погоду:

— Я слышал, он умер.

— О? Несчастный случай?

Они прошли мимо собаки, привязанной у двери, её пасть была окрашена свежей кровью. Скорее всего, она ходила этим утром на охоту: добычей, естественно, были животные, бродящие неподалеку от города.

— Нет, я слышал, что его убил кто-то из города.

Кусла, который в этот момент обходил конский навоз, покрывающий дорогу, не ответил.

Пусть он понимал, что подобные вещи были довольно обычными, но кое-что беспокоило его.

Орден был тем, кто в этот раз направил их сюда: и ясно, что они сделали это как определенную форму наказания.

— Только не говори, что мы работаем в паре именно из-за этого.

— Хм... именно так я и думаю. Они послали нас — беспринципных парней — в такое хорошее место, поэтому они точно что-то здесь скрывают.

Вэйлэнд почесал голову, изображая беспокойство.

Он был человеком, что мог зачерпнуть камней с обочины дороги, а затем разрезать их, размолоть, а после наблюдать и играть с ними, чтобы развлечь себя. Если он смотрел незаинтересованно, то, значит, он испытывал недовольство.

— Нас могли бы убить, если мы были бы поодиночке, поэтому послать нас двоих — более предпочтительно, да?

Они шли, не говоря ни слова. Кусла повернулся к Вэйлэнду, и тот пнул камень.

— Униженные алхимики обречены.

— Ха-ха. Какая растрата, что мастер обучил нас этому!

Они стояли прямо перед домом палача.

Кусла вспомнил сцену пятилетней давности, и его плечи окаменели.

— Ты испугался?

— Это мои слова.

Прошло уже пять лет с тех пор, как Кусла спорил с кем-либо, идя по этому пути.

Он хотел подавить чувство ностальгии, но не мог этого сделать, и его рот скривился.

Ближайшие пешеходы были так напуганы, что расступались перед ними, оставляя для них свободную дорогу.

— Я знаю, что вы специализируетесь на отравлениях и убийствах.

Человек развернул пергамент, придавив его пресс-папье, сделанным из чистого золота, и продолжал плавно катать ручку по столу, пока говорил.

Его элегантный почерк услаждал глаза. Было загадкой, как его толстая и пухлая рука могла писать так плавно.

Это был Алан Пост — лидер Гулбетского Корпуса Снабжения Ордена Клаудиса.

Работа Корпуса заключалась в снабжении едой и вином солдат и транспортировке необходимых грузов. Кроме того, большинство солдат Корпуса бывали и на поле боя.

Однако высшее руководство внутри Ордена различалось по ролям.

Рыцари Ордена смело продвигались, утверждая, что их действия благословлены божьей волей, и использовали этот довод, чтобы вступать в сговор с гильдиями для торговли. Рынки, по существу, становились заложниками их действий из-за их финансов и посредничества в получении информации; это также относилось к получению дохода. Всё потому, что купцы, как обычно, искали прибыль там, где они торговали, особенно в тех местах, где шла война, и Орден видел выгоду в том, чтобы быть зачинщиком войны.

Алан Пост, сидящий перед ними, обладал абсолютным контролем над всеми денежными артериями, протекающими вокруг Гулбетти. Он получал большую прибыль от своих манипуляций, и его жирное тело было отражением того, как он обогащал здесь казну. Его живот прижимался к кабинетному столу, за которым он работал.

— Зачем мне убивать? Мою любовь постигла эта же участь.

— Да я в жизни никого не отравлю! Я не использую яды.

Кусла и Вэйлэнд стояли в середине комнаты, отвечая на его вопросы, пока их взгляды бродили по комнате.

— Ну, не то чтобы я виню вас — просто высказываю своё мнение.

Ни один из них не знал, как выражать свой восторг должным образом.

Вэйлэнд ответил тем, что потянулся, в то время как Кусла внимательно уставился на свои пальцы.

— Такие действия неплохи, однако. Когда вы впервые входите в комнату, только тогда вы можете произвести на кого-то первое впечатление. Если вы с самого начала будете смотреть на своё начальство свысока, то это вам аукнется.

Кусла тут же посмотрел на Вэйлэнда, тот ответил тем же.

Они оба вздохнули и встали прямо, смотря вперед.

— И когда вы чувствуете, что ваши секреты всем известны, то вы изображаете, что подчиняетесь, да? Ну что ж, вы прошли.

Пост передал пергамент дворецкому, стоящему возле него, продолжая мерцать своими маленькими пронзительными глазками и начав протирать их.

— Осыпь противника цветами, чтобы он стал беспечным, а затем выбей у него опору из-под ног. Хорошая тактика.

— Вы хотите показать, что вы не такой простой начальник, чтобы с вами так справиться, и предостеречь нас от каких-либо действий? — заговорил Кусла, глядя в потолок, и пухлое тело Поста заколебалось от смеха.

— Вы безусловно умные. Эта действительно та парочка, которую я просил у Ордена.

Кусла ощутил что-то неправильное в его словах.

— Что вы имеете в виду?..

— Мне нужно защищать самого себя.

— С помощью ядов и убийств?

Пост ухмыльнулся, но в его глазах больше не было былой благосклонности.

— Лучшая защита — нападение. Это единственное, чему я научился у военных.

В этот раз Кусла действительно посмотрел в лицо Вэйлэнда, вместо того чтобы просто изобразить это.

Похоже, в этот раз у нас проблемы.

— Вашего предшественника звали Томас Бланкет. Он был выдающимся человеком, вероятно, достигшим сорока лет, но теперь он мертв.

Его манера речи была так груба и задумчива, что это можно было сравнить с тем, как кто-то говорил об увядшем цветке с достоинством. Кусла перебил его:

— Ваше превосходительство Пост, его что, убили у вас под носом или что-то вроде этого?

Лидеру этого города и попасть в такое положение. Кусла сжал губы, выдавая мысли, которые были у него в голове.

Конечно, если бы он был так прост, чтобы легко впасть в ярость от такой нападки, то он бы не сидел в этом кресле.

— Если честно, то это как раз такой случай, и мы всё ещё не поймали преступника.

— Не поймали?

— Удивительно, не так ли? Люди Церкви, которые хотят вернуть власть над городом, пытались, как могли, но так ничего и не нашли. Смерть алхимика обычно относится к какому-то конфликту в религии. Как только они смогут получить доказательства о еретичности, то они тут же получат шанс свергнуть меня.

Орден поклонялся Богу, а не Папе, который управлял Церковью.

Поэтому они нуждались в независимой армии, финансах и своих догматах.

Неважно, какой это город — в каждом городе был конфликт из-за юрисдикции над ним между Орденом и Церковью.

— Поэтому я скажу прямо: мы абсолютно не понимаем, что за люди убили Томаса, и мы не знаем, зачем они это сделали. Мы не знаем, была ли это случайность, пьяная драка, воровство или тестирование нового оружия. Возможно, это была какая-то охота на ведьм, направленная на алхимиков, или, возможно, Церковь хотела разузнать результаты исследований Томаса и получила отказ. Возможно, он попытался сбежать и его убили, чтобы он молчал.

Он сделал паузу перед тем как продолжил:

— Ну, мы ничего не знаем о противнике, поэтому мы не можем выработать план, но мы также не можем попросту закрыть город.

— Есть также метод защиты таких людей, как мы, более известный как заключение под стражу.

— Это только для тех, кто выше рангом, чем я. Кроме того, я ненавижу тех, кто бродит вокруг и ничего не делает, кроме как дышит тем же спертым воздухом, чтобы жить.

Кусла пожал плечами, поднимая руку, признавая, что ему не следовало его прерывать.

— Прямо сейчас металлургическое оборудование в городе в ужасном состоянии. Война к северу от Гулбетти идет, но большинство шахт на севере всё ещё в руках язычников. Если мы попробуем производить и улучшать оружие на юге, то стоимость труда будет слишком высока, и налоги вкупе с затратами на транспортировку буду слишком высоки. Также нам надо подвозить пшеницу, рожь, ячмень, вино, квасцы... даже овес, который едят боевые кони Ордена. Если мы не будем снабжать их, то у них быстро иссякнут запасы.

— Другими словами…

Люди жили благодаря ограниченному опыту прошедших лет и могли потерять точку опоры в их жизни навсегда. Часто людям требовалось некоторое время, чтобы понять, что они потеряли — а некоторые не поймут этого никогда.

Однако жизнь алхимика слишком коротка, чтобы предаваться безделью.

Пост сделал паузу в тот момент, когда его прервал Кусла, и казалось, он испытал радость от того, что его прервал Кусла.

— Другими словами, этот город нуждается в алхимиках с исключительным мастерством в металлургии, чтобы увеличить производство металлов, но так как мы не можем объяснить смерть прошлого алхимика, то мы не можем найти соответствующего преемника.

— Другими словами, мы — жертвенные пешки.

— Даже на поле боя, подобные люди необходимы ради окончательной победы.

Ясно, так нас послали на смерть.

Пост показывал самообладание, которое мог выдать только такой человек, который издал множество таких приказов. Его лицо было пугающе спокойно.

Ни Кусла, ни Вэйлэнд не намеревались протестовать.

Однако это не из-за того, что у них не было никакой власти. Правильнее сказать, что алхимика не волнует это после начала событий.

— Так вы хотите сказать, что мы можем оставаться тут сколько захотим, пока не умрем?

— Как ты и сказал. Кроме того, воины, которые выбираются из смертельных ситуаций, всегда становятся героями. Я не думаю, что ваше обеспечение будет ограничено.

Мастерские возле линии фронта всегда поддерживались неограниченным бюджетом. Обычно это было не то место, куда направляли молодых и непокорных алхимиков наподобие Куслы и его напарника.

Если они увязнут в планировании, то риск быть вовлеченными в водоворот событий также ляжет на их плечи.

— Хорошо то, что этот город под моим контролем. Я точно не позволю такой жестокости случиться вновь, и я очищу эту зону настолько, насколько смогу. Постарайтесь.

Пост сузил глаза. Выражение его лица было серьезным, словно у лорда, для которого все лишь пешки, которые он использует.

Кусле это не нравилось, но причины, которые стояли за действиями Поста, были вполне понятными. В этом смысле между ними был определенный уровень доверия.

Кусла и Вэйлэнд отсалютовали ему в рыцарском стиле — «да, сэр». Это была слабая попытка подшутить над рыцарскими формальностями, над которой Пост сердечно посмеялся. Он был более понятлив, чем казалось на первый взгляд.

— Ах да.

Прямо когда Кусла и Вэйлэнд собирались выйти за дверь, Пост сказал им остановиться.

— Мне надо извиниться за кое-что.

— Хм?

— Я старался, как мог, но кое с чем я не смог ничего поделать.

— О чем вы?

Он ответил полюбопытствовавшему Кусле:

— Вы всё поймете, когда доберётесь до мастерской. Ну, если вы хороши в отравлениях и убийствах, то всегда найдется другой путь.

Оба они пожали плечами.

— Просим разрешения откланяться.

Вэйлэнд открыл дверь, чтобы они оба вышли.

Подчиненные, несущие книги по коридору, выстроились в линию, а их лица были напряжены.

Ничего нельзя было скрыть от правителя, кто сам писал свои приказы.

Лидеры часто теряли свою славу из-за предательства подчиненных. Подобные лидеры не могли скрыть от своих секретарей что-либо, что они хотели сохранить в секрете.

С другой стороны, Пост мог скрыть все свои секреты и сфабриковать нужные ему доклады.

Казалось, что земля рядом с полем боя не была местом, где рыцари Ордена могли спокойно идти своим путем до самого конца.

Казалось, что это здание хранило в себе все вещи, взятые из других гильдий этого города — возможно даже, само здание было забрано тем же способом. Выйдя наружу, они обнаружили флаг Ордена, развевающийся высоко в небе, нагло заявлявший об их власти.

На площади перед зданием красовалась бронзовая статуя солдата, сжимающего великолепный меч, символизирующая независимость города, но реальности она не соответствовала.

Тем, кто мог размахивать метафорическим мечом, чтобы убивать грешников, был губернатор этого города.

Однако в руках у Ордена была власть, позволяющая призвать сюда алхимиков и достаточная, чтобы городская стража не проверяла их сумки.

Поэтому судьбы Куслы и Вэйлэнда определялись Постом. Его власть была всеобъемлющей, но в тоже время тяжелой.

Кусла и Вэйлэнд прошли флаг и стражу, сощурившись от полуденного солнца, и уставились на шумные улицы.

— Ну, что ты думаешь? — спросил Кусла Вэйлэнда, который не сказал ни слова, пока они стояли перед столом Поста.

Вэйлэнд был таким человеком, который с трудом разговаривал с людьми наподобие Поста, хотя это не потому, что он не был с ними знаком. Просто он думал лишь о том, как бы убить своего собеседника.

Это было то, что Кусла услышал еще пять лет назад, когда у них еще молоко на губах не обсохло.

— Я не могу тебе сказать, судя только по всему этому.

— Ну, это верно.

— Но это словно добыча минералов. Не важно, какой добываешь металл — Бог никогда не даст нам чистейшей руды.

— Другими словами?

Вэйлэнд тонко улыбнулся.

— Другими словами, мы продолжаем работать, как и работали раньше.

Пообедав в центре городского рынка, Кусла и Вэйлэнд пошли к своей новой мастерской.

Так как город был слишком шумным, там, где они стояли, то они решили пойти в более тихое место. Они прогуливались вдоль пустых домов, перед их взорами распахнулся великолепный вид.

Силуэты городских зданий и пенистое море до самого горизонта.

Это было очень красиво.

Они удивились, почему вокруг них не шумели повозки, и поняли, что это, возможно, из-за того, что они стояли на краю обрыва. Некоторая архитектурная красота мастерской алхимика и заключалась в этом.

— Это довольно экстравагантная мастерская.

— Этот Томас действительно был еще тем перцем.

Бой был бессмысленным, и окончательной победы не было никогда.

Кусла и Вэйлэнд, вероятно, использовали недобросовестные методы, чтобы выигрывать битвы, как и всегда, и только когда они победят, то можно будет подсчитать затраты. Если продукция одного алхимика была эффективна настолько, что могла перевернуть весь ход битвы, то действуя в простом месте в мастерской, среди жителей города (в сочетании с великолепным пейзажем), то это было необходимое зло.

Вэйлэнд усмехнулся и помахал Кусле, стоя на расстоянии от него. Они пошли в сторону мастерской и посмотрели вниз с обрыва, и даже Куслу поразило увиденное.

— И водяное колесо в придачу?

— И вода текла через равнину, которую мы прошли. Я думаю, что тут специально вкопали несколько водопропускных труб, но, в конце концов, вряд ли нам предоставят всю воду.

Кусла проследовал за взглядом Вэйлэнда вниз к основанию утеса, просмотрев все внизу и уперся взглядом в гавань. Там крутилось несколько водяных колес, и множество зданий было собрано вокруг них; сложно было сказать, были ли это мельницы для молотьбы или они были сделаны для других ремесел.

Сила водных колес определялась потоком воды, а в этом случае влияла также высота, с которой шла вода.

Мастерская была построена на мосту. Место, где стояли Кусла и Вэйлэнд, было первым уровнем, мастерская занимала два уровня ниже, а у основания располагалось водяное колесо. Это означало, что вся сила воды сосредотачивалась внизу.

До сих пор Кусле приходилось сотрудничать с ремесленниками, чтобы они предоставляли такие удобства, как водяное колесо. Учитывая его прошлое — для него это была роскошь, заслуживающая высокой оценки.

— И печь дымит высоко. Они на самом деле построили тут такую огромную печь, хех. Ну, я полагаю, что сделали это они довольно неохотно, так как она соседствовала с водным колесом.

— Мы сможем залить её водой, если будет пожар.

Вэйлэнд повернулся к Кусле и с любопытством на него посмотрел.

— Тогда это затронет людей, живущих ниже.

Хотя, даже если нечто подобное на самом деле случится, он всё равно останется равнодушным.

Он очень хорошо подходил под стереотипы алхимика.

Его не заботило нечто такое незначительное, как чужие жизни, и его не очень сильно обеспокоило бы, если такие серьезные события произошли бы с ними. Кусла, который также понял, что Вэйлэнд отдалился практически от всего в этом мире, иногда тоже думал так же, или, скорее, его подобные вещи беспокоили только из-за какого-то смутного чувства вроде совести.

— Но отчего извинялся тот толстяк?

— Хм... что если... Я не могу ни о чем подумать.

Они оторвали взгляды от водяного колеса и оценили красоту пейзажа. Воздух, просветлевший от солнечного света, развеивал любые опасения, которые они могли чувствовать.

— Возможно он просто блефовал. Пойдем внутрь — тут холодно.

— Верно, пошли внутрь.

Кусла сделал это с неохотой, оторвав свой взгляд от утеса — не то чтобы это был его последний взгляд на этот вид, но красота его была невероятно притягательна.

Он направился к Вэйлэнду, который с волнением открывал мастерскую латунным ключом, данным им. Дверь открылась, и Кусла подошел прямо к Вэйлэнду, который резко остановился.

— Эй, что с тобой?

Кусла упрекнул Вэйлэнда за остановку, заглянув мимо него, чтобы понять ситуацию внутри.

Каменная стена стояла ровно по отношению к полу, и стены были увешаны, казалось, бесконечной коллекцией всякой всячины — как будто человек с нарушенной психикой пытался ее украсить. Комната точно не была грязной, но количество усилий, которое требовалось на поддержание подобной чистоты, казалось сомнительным.

Куслу больше удивило то, что от чего-то подобного Вэйлэнд мог окаменеть.

Как только он подумал об этом, незнакомый голос раздался из комнаты.

— Я вижу, вы наконец-то прибыли.

Пройдя Вэйлэнда, источник этого голоса звучал, словно лавина, прошедшая сквозь толстые стены здания, отдаваясь четким эхом.

Интонация голоса часто несет в себе удивительно много информации, больше, чем само содержание. Акцент может передать точное впечатление о телосложении или о чертах лица человека, а ораторское искусство отчасти передает статус человека. Нравы человека были очевидны по его голосу, а людские эмоции неизменно шли рядом с речью.

Узнав всё это из голоса, который он только что услышал, Кусла мог сделать вывод относительно человека перед ним, назначенного наблюдать за ними двумя.

После чего он постучал по плечу Вэйлэнда, стоящего в проёме двери. Кусла снова протер глаза — зрелище было чересчур невероятное.

Что этот человек делает в мастерской алхимиков?

Там была маленькая монахиня, одетая в рясу, которая покрывала её полностью, до пальцев ног.

Вид её рясы показывал принадлежность к членам монастырей Ордена.

Она не пришла сюда по ошибке. Наверное.

— Кто ты?

Вэйлэнд гордился тем, что если бы они были вместе, то он сохранял молчание и позволял его партнеру разговаривать, пока он сам сфокусирован на том, как убить их оппонента; но в этом случае он говорил довольно недружелюбным голосом.

— Меня зовут Ул Фенесис. Меня направил сюда Орден Клаудиса.

Бледная девушка с вуалью на голове походила на куклу. Возможно, тому были виной казавшиеся искусственными зеленые глаза и белоснежная челка. Волосы серебристого цвета были не такой уж большой редкостью, но настолько белые практически не встречались.

— Я здесь, чтобы наблюдать за вами.

Фенесис, кажется, не волновали Кусла и Вэйлэнд. Представившись, она встала с кресла. Причина, по которой её рост не менялся от того, сидела ли она или стояла, заключалась в том, что её ноги не доставали до пола, когда она сидела на кресле.

Она была ещё ребенком.

Однако выражение её лица не несло никакой детской наивности. Оно несло невероятно тяжелую атмосферу.

Ну и что теперь мне делать?

Кусла повернулся, чтобы косо посмотреть на Вэйлэнда через плечо, но на его лице не было никакого выражения.

— Если вы сделаете что-либо, что идет вразрез с путем Божьим, то я доложу об этом начальству. Пожалуйста, не забывайте Божьего Учения, не ломайте Божьего Порядка и не пятнайте Божьего Статуса. Вам надо хорошо помнить об этих трех понятиях, пока вы работаете на Орден, а значит — на Бога.

Её манеры были словно из монастырского Церемониального Обряда, но проблема была в том, что на монахине перед ними — Фенесис — было каменно-серьезное выражение лица.

Эта девушка, которая была удивительно умна не по годам, напоминала фанатиков, с которыми Кусла очень часто сталкивался.

Думающих узко и честно выражающих то, что они думают...

Пост, наверное, извинялся за это. Бюрократическая структура Ордена была не так устойчива, как камень на земле. Казалось, что она подтверждала мысль о том, что мир состоял из людей трех видов: тех, кто борется, тех кто молится, и тех кто сеет.

Алхимики, нанятые Орденом, были в числе тех, кто сражается, так как они по существу были втянуты в разработку оружия или технологий, нужных, чтобы разрушать города. Алхимиков часто регистрировали в документах как «Багажные Команды», так как они были необходимы для создания различных материалов.

Тем не менее, Фенесис была явно авангардом тех, кто много молился. Учитывая её положение монахини, она, вероятно, была членом Хора Ордена. Конечно, он отличался от Церковного Хора. Церковный Хор восславлял Бога в тихой часовне, в то время как Хор Ордена пел в сердце кровавой сечи.

Характер и направление организованной веры отличалось от того, что было в Хоре Ордена. Она была отвратительной и нацеленной на власть. Их мощь заключалась в ожидании времени для удара, в надежде украсть власть Боевого корпуса. Церковь и её союзники были готовы ради снятия с поста Алана Поста позволить раненым рыцарям Ордена Клаудиса остаться в лесу на съедение хищникам. Если и «запасные» алхимики будут убиты, они будут искать возможность взять контроль над Гулбетти.

Более хлопотным для Куслы было то, что хотя Хор Ордена был частью Ордена Клаудиса, но они всегда считали алхимиков своими заклятыми врагами.

Люди из Хора искренне думали, что алхимики были существами, которые бросали вызов Богу, и что их надо стереть с земли.

Они всё ещё выясняли, кто убил Томаса.

Это означало, что убийца мог скрываться и внутри организации.

— И ваш ответ?

Фенесис подняла свой подбородок, когда спросила это.

Он вспомнил, как одна монахиня в близлежащем монастыре несколько лет назад наказала его, ударив его по лицу посохом.

Для таких решительных людей первое впечатление было ключевым.

Кусла обдумал это и стал вытягивать свою руку ей.

Вэйлэнд, который до сих пор изображал статую, рванулся вперед и предложил ей свою руку первым.

Рукопожатие.

Удивительно, но он, кажется, пришел к такой же идее. Фенесис выглядела удивленно, но всё же протянула свою руку в похожем жесте. Это был человеческий ответ.

Однако рука Вэйлэнда прошла мимо её руки и вскоре достигла цели.

У монахини Фенесис расширились глаза, когда она увидела куда ушла рука Вэйлэнда.

Рука, которая двигала всеми пятью пальцами своеобразным движением, легла прямо на её грудь.

— Хм?

Вэйлэнд двигал рукой по её телу, недовольно нахмурившись, глядя так, будто он не мог найти того, что искал.

Он решил удостовериться ещё раз, на этот раз обеими руками.

Фенесис отпрянула от второго действия Вэйлэнда и замахнулась рукой, метя ему в лицо.

— Хмпф.

Фэйлэнд легко изогнулся назад, чтобы увернуться.

Она не показала никакой реакции — не потому что от её пощечины уклонились, а скорее всего потому что её мозг всё ещё пытался понять, что произошло. Кусла также был ошеломлен действиями Вэйлэнда.

Её пощечина казалась инстинктивной реакцией.

Однако, не справившись с равновесием из-за внезапного уклонения, Фенесис значительно пошатнулась, прежде чем упала на грудь Вэйлэнда.

— !..

Тут же она восстановила контроль над собой.

Она посмотрела на руку Вэйлэнда, надеясь сбежать из его крепкого захвата.

Вэйлэнд схватил тонкую руку Фенесис и различие в силе стало причиной её рывка.

— Что ты делаешь...

Неистовые протесты Фенесис были так пронзительны, что Кусла едва понимал её.

Вэйлэнд, держащий руку монахини, которая прижималась к его груди, чтобы оттолкнуть его, использовал другую руку, чтобы накрыть лицо девушки, по видимому пытаясь закрыть её рот без тени сомнений.

Впоследствии, он приподнял с широко раскрытыми глазами Фенесис прямо перед собой, словно намереваясь заглянуть в её разум.

— Это мастерская алхимиков. Это довольно... опасное место для ребенка, чтобы бродить тут.

— Гх... Угх!

Вэйлэнд мог показаться худым, но он тренировал своё тело лучше, чем те придорожные наемники, ради его металлургии. Он стоял прямо и устойчиво, независимо от того как сильно сопротивлялась Фенесис.

Её рот был закрыт, и её глаза не посмели закрыться ни на секунду: это был инстинктивный страх — того, что её череп может быть раздавлен.

Вэйлэнд молча сфокусировал свой взор на глазах Фенесис. Она продолжала корчиться, но не могла сдвинуться и на половину дюйма из-за его хватки.

Её тело дрожало, скорее всего из-за страха, чем от его захвата.

— Хмпф.

Затем Вэйлэнд издал нечто, что звучало как скучный фырк, и убрал руки от неё.

Она отступила назад, дрожа и с широко раскрытыми глазами, затем постояв там буквально несколько секунд, она рухнула на пол, обессилев.

Кусле не нужно было посмотреть вверх, чтобы почувствовать на себе взгляд Вэйлэнда.

— Я пойду в мастерскую. Разберись с остальным.

Он пошел и быстро спустился по лестнице.

Было уже слишком поздно, когда Кусла понял, что тот переборщил.

Однако хорошее в этом было то, что это подчеркнуло самые основы в вопросах человеческого общения.

Если кому-то внушили подавляющий страх или основательно напугали жертву, то третьему человеку будет намного проще подобраться к этой жертве. Фенесис не повезло, когда она представилась в качестве их наблюдателя, а Кусле повезло, что он ничего тогда не сделал.

Вэйлэнд взял роль плохого парня и скинул проблемную роль самаритянина Кусле.

Тем не менее, Вэйлэнд схватил её, не задумываясь, и безжалостно угрожал ей. Её психическое состояние было действительно ужасным.

У Куслы не было другого выбора.

Для него было невозможным попытаться спасти эту ситуацию. Он мог лишь вздохнуть и действовать как третий персонаж. Так как жалкая девушка пришла как член молящейся группы, чтобы наблюдать за ними, то это означало, что она будет следить за всем в мастерской, и они ничего не могут с этим поделать.

Несмотря на её унижение, она придет сюда и завтра и послезавтра.

Если он не будет должным образом покровительствовать ей, то он не сможет хорошо справиться с работой.

Но нельзя было сказать, что Кусла не чувствовал раздражение из-за этой ситуации.

Видя её, он наказывал себя за то, что не смог ничего предпринять, и склонился перед ней на колено, прямо к маленькой монахине, у которой молча по щекам катились слезы.

Фенесис всхлипнула, попятившись от него в страхе.

— Ты в порядке? У этого парня небольшие проблемы с головой.

Это была его первая фраза долгого, долгого утешения.