Подумаешь, какая-то вечность

Пробуждение вышло резким.

— Юси-кун!

Надо мной зависло лицо с мелкими, будто ребенком нарисованными, чертами. Поэт.

— Что?.. Я…

Голова не желала работать.

— Ты меня узнаёшь?

— В смысле?.. Вы Иссики-сан! А… так я выжил!

Поэт шумно выдохнул и плюхнулся на стул.

— Как же я рад! Ну ты и устроил!

Я повел взглядом по сторонам.

— Я в больнице?..

Больничная палата очень напоминала ту, в которой лежала Мигива-сан. Что я здесь делаю?

Я попробовал сесть, но смог лишь застонать: тело будто налилось свинцом.

— Не торопись! Нельзя так резко вставать. Я сейчас позову твоего врача.

Поэт нажал на кнопку вызова медсестры.

— Юси-кун пришел в себя. Позовите, пожалуйста, его врача.

— А… Иссики-сан… Хасэ?..

Поэт улыбнулся.

— В порядке.

От облегчения у меня перехватило дыхание.

Значит, моих сил хватило, и я даже не умер!

«Хотя какую-то толику повреждений все же словил», — легкомысленно подумал я. На тот момент для меня было важнее, что Хасэ жив.

Пришел врач, померил мне температуру и давление, пощупал пульс, проверил движение глаз, спросил, чувствую ли я пальцы рук и ног. Несмотря на жуткую тяжесть во всем теле, мне все же удалось пошевелить конечностями. Пальцы тоже все слушались. Но сжать кулаки оказалось не так просто.

Мне помогли принять сидячее положение. На часах было одиннадцать утра. Шторы на окнах задернули от яркого света. Вся палата была заставлена букетами. Между ними я заметил картину Художника.

До меня постепенно начало доходить, что здесь что-то не так.

— Скоро приедет твоя тетя.

— Иссики-сан, вы пришли меня проведать?

— Сегодня так совпало, что была моя очередь. А так приходят все, кто и когда может.

Я промолчал.

Вскоре пришла тетя Кэйко.

— Юси-кун!

При виде меня она не сдержала слез.

— Извините… заставил поволноваться…

— Я так рада… Так рада! — она гладила и гладила меня по волосам.

«Мои волосы!,.»

Почему они… такие длинные? Разве волосы так быстро растут?

— Раз физическое состояние пациента опасений не вызывает… — вернулся уже знакомый врач.

За ним шел еще один.

— Ну, до встречи, Юси-кун, — попрощался Поэт.

В палате остались только мы с тетей Кэйко и двое врачей.

— Инаба-кун, послушай меня внимательно и постарайся не волноваться.

Я насторожился.

— В-в чем дело? Я что, парализован?

— Нет-нет, ничего такого. Да, сейчас ты плохо владеешь телом, но это пройдет, — помахал рукой врач. Помолчав, он продолжил: — Понимаешь, ты… спал весьма продолжительное время.

Продолжительное время?..

Я посмотрел на тетю. Она легонько кивнула.

— Но речь не идет о нескольких годах.

С этими словами врач показал мне календарь на своих наручных часах.

— Ты поступил к нам ночью пятого января этого года, а сегодня… тринадцатое июля.

Полгода.

«Но… Погодите… А как же экзамены?..»

Почему-то в первую очередь я подумал не о полугодичной коме, а о выпускном Дзёто и вступительных в университет.

«И что?.. Вступительные ведь пересдать нельзя, да?.. Стоп… Я что, пропущу год? Нет-нет, мне нельзя. Нельзя пропускать…»

Тетя с беспокойством наблюдала за мной, пока я растерянно размышлял, после чего ласково сжала мою руку.

— Ты чувствуешь тяжесть во всем теле из-за долгого сна. Но после курса реабилитации ты полностью поправишься. Организм у тебя молодой. Нервные окончания в порядке. Единственное, в первое время ты можешь путаться в датах, но постепенно привыкнешь. Ни о чем не волнуйся, — мягко улыбнулся второй, более молодой врач.

Ясно, так он психолог.

Я молча кивнул. Глаза тети Кэйко опять подозрительно заблестели.

— Все нормально, — предпринял я попытку ее успокоить. — Конечно, полгода — это сильно, но, с другой стороны, всего каких-то полгода. В фильмах персонажи, бывает, несколько лет не просыпаются.

Главный герой «Мертвой зоны» пробыл в коме пять лет. Невеста из «Убить Билла» — четыре года. И в реальности есть примеры пациентов, проспавших больше десяти лет.

«Полгода по сравнению с этим…»

Главное, что мы с Хасэ живы. Чего еще желать?

«Я ведь вполне мог погибнуть…» — все повторял и повторял я это про себя.

Солнце показалось мне неестественно ярким не потому, что я долго не открывал глаза, а потому, что за это время зима успела смениться летом.

«Уже лето…»

— Я написала Эрико и твоему дяде, они приедут сразу после работы.

«Точно… Эрико же должна была закончить техникум… Значит, она куда-то устроилась. Уже три месяца работает…»

— Кстати, Юси-кун, эту палату оплатил Хасэ-сан… Ой, нужно же им сообщить!

— Хасэ?

— Хасэ-кун сказал, что это случилось с тобой по его вине. Что вы дурачились, он толкнул тебя, а ты неудачно стукнулся головой… Ты этого не помнишь?

Я растерянно молчал.

— Поэтому все расходы на лечение и вообще на всё взял на себя Хасэ-сан.

— Хасэ ни в чем не виноват! — закричал я.

— Я знаю, знаю! Никто в этом не виноват, не волнуйся, — поспешила успокоить меня тетя и вновь принялась гладить меня по голове. — Хасэ-сан предложил еще щедрую компенсацию, но мы отказались, сказали, что обсудим это с тобой, когда ты очнешься.

Я замотал головой.

— Не надо. Он тут ни при чем. Не нужно…

— Я все понимаю. Не переживай. Мы знали, что ты именно так и скажешь.

— Вы же не подали на него в суд или?..

— Ничего такого! Не волнуйся. Никому бы такое и в голову не пришло. Честное слово.

Я с трудом сдерживал слезы.

А что еще мог сказать Хасэ? Только представить все, как несчастный случай. Что мы дурачились, и я ударился головой.

«А как там Мигива-сан? Что стало с Боссом Кёдзо? И Хасэ… каково ему было все это время? И Тиаки, и все в Дзёто?..» — всплывал один вопрос за другим. Мне столько нужно было узнать, что я едва мог усидеть на месте.

Бам! — что-то врезалось в дверь.

Вздрогнув, я поднял голову и увидел медленно открывающуюся створку. За ней был…

— Хасэ!..

Он смотрел на меня так, будто не верил своим глазам.

Фу-ух… Выглядит здоровым. Но похудевшим. Из-за меня? Прости, друг…

— Здравствуй, Хасэ-кун. А, поняла, тебе Иссики-сан сообщил, — тихо заговорила с ним тетя. — Юси-кун очнулся, и он в полном порядке. Только тяжесть в теле, но это пройдет после курса реабилитации.

Она мягко подтолкнула его и подвела к моей койке. После чего вышла с врачами в коридор.

Стало очень тихо.

Молчание разлилось по палате, словно вышедшее из берегов озеро.

Мы долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

Я рад, что ты жив.

В памяти всплыло лицо Хасэ с отпечатавшейся на нем маской смерти. Черный урон, обволакивающий его тело. Собственный ужас и отчаяние… Будто чьи-то пальцы сжали мое сердце.

Закрытые глаза, неподвижные, словно заледеневшие. Это было самое страшное. Мысль, что они больше никогда не откроются, напугала меня до безумия.

Но черные глаза Хасэ смотрят на меня прямо сейчас. Широко распахнуты, зрачки расширены, и отблеск предзакатного солнца играет на них, как на волнах.

Я улыбнулся.

— Привет опять.

Я протянул ему тяжелую руку.

Хасэ сжал ее и в следующий миг бросился мне на грудь.

— Инаба!..

О-ох…

Как тепло…

Он живой. Я слышу стук его сердца, разгоняющего по сосудам теплую кровь. Чувствую его крепкие объятья.

Мне передавалась его радость от моего пробуждения. А от нее отражалась, окатывая меня волнами, моя собственная радость от осознания, что я жив.

Я жив.

И рядом со мной есть друг, который может разделить со мной эту радость.

— Прости меня, — сорвалось у меня с языка. И тут же глаза наполнились слезами.

Ужас от того, что я едва не потерял Хасэ, угрызения совести перед Фулом и всеми моими близкими и друзьями, которые переживали за меня эти полгода, радость — все эти чувства готовы были выплеснуться через край.

— Все нормально… — срывающимся голосом отозвался Хасэ. Его руки дрожали. — Ты очнулся… остальное неважно…

Слезы все лились.

Я уже перестал понимать, были это слезы радости или грусти.

Мы просто плакали, не выпуская друг друга из объятий.

— Мигива в порядке, — в какой-то момент сказал Хасэ.

— Да? Отлично… Я так рад!

— Спасибо.

— Это тебе спасибо, за палату и…

Хасэ не дал мне договорить — так сильно обхватил меня, что ребра едва не затрещали.

— Ты спас Мигиву и меня. Мы твои вечные должники.

— Давай… больше не будем об этом.

Теперь уже я заставил его приглушенно охнуть.

Вдалеке звучит объявление по внутренней связи больницы.

По соседней улице проехал сборщик утиля.

Обычная жизнь продолжается.

Наконец мы успокоились и одновременно шумно выдохнули. И тут у Хасэ громко заурчало в животе.

— Я и забыл, что не успел пообедать… — мой друг так густо покраснел, что даже его распухшие веки перестали бросаться в глаза.

Я расхохотался. Но почти сразу осекся: от смеха после полугодичного молчания в горле и груди заболело.

Будто выждав удобный момент, в палату вернулись тетя Кэйко и Иссики-сан.

— Вы уже поговорили?

— Хасэ-кун, на, покушай, — тетя протянула ему бутерброды и банку с горячим кофе.

— Спасибо…

— А тебе, Юси-кун, к сожалению, пока нельзя. Только завтра.

— Серьезно?

Я краем глаза наблюдал, как они втроем обедают за столом (в этой одноместной палате нашлось место даже для стола и диванчиков). Нос мучительно щекотало ароматом кофе.

Силы мои быстро иссякли, так что вскоре глаза у меня начали слипаться. Очнувшись от дремы, я обнаружил Хасэ читающим книгу на диване. В следующее мое пробуждение он тоже был в палате.

— Тебе необязательно постоянно здесь быть.

— А что, нельзя? — хмыкнул он.

Вечером в больницу приехали дядя Хироси и Эрико.

— Ой, ты правда очнулся! — замерла она посреди палаты и вытерла слезы.

— С пробуждением, Юси, — погладил меня по голове дядя.

— Простите, что заставил волноваться…

— Позвольте еще раз принести свои искренние извинения, — поклонился Хасэ.

— Прекрати!.. — всполошился я, но дядя замахал руками.

— Всё-всё, забудем об этом, ладно, Хасэ-кун? Юси скоро поправится, врач уверяет, что он в порядке. Вы и так оплачиваете его лечение, этого достаточно, правильно я говорю, Юси?

Я решительно закивал.

Они недолго посидели со мной и вместе с тетей Кэйко поехали домой.

— Увидимся завтра, — пообещала она на прощание.

Хасэ, проводив их в коридор, опять низко поклонился.

— Прости. Сделали из тебя злодея.

— Не говори ерунды, — улыбнулся он. — Ничего страшного. Я давно привык кланяться. Можешь себе представить, сколько раз отец — что б его, честное слово, — заставляет меня сгибаться пополам каждый день? По сравнению с этим поклониться твоей семье даже в чем-то приятно.

— Но…

— Все в особняке знают правду. Мне этого достаточно. Пусть хоть весь остальной мир обвиняет — я и не поморщусь, — отрезал Хасэ.

Я усмехнулся. И с запозданием кое-что вспомнил.

— Кстати говоря… как у тебя… с универом?

— Учусь. В Токийском государственном, — тихо ответил он.

— Ясно. Так и думал, ха-ха… Разве могло быть иначе?

Я засмеялся, но смех получился вымученным. Мне тоже предстояло задуматься на эту тему.

— Ну, я пойду. До завтра.

— Да не волнуйся ты так.

Хасэ кивнул.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи…

Тихо хлопнула дверь.

Мне столько нужно было обдумать, но я практически сразу стал клевать носом. Даже когда пришли мерить температуру и давление, я с трудом разлеплял веки… и так и заснул. И почему после полугодичного сна мне так хотелось спать?

На следующий день я попытался встать. В общем-то, времени на это много не ушло, но стоило сделать шаг, и меня повело в сторону. Колени будто не до конца меня слушались.

— Можешь пользоваться туалетом при палате, — сказал мне врач, — но перед этим обязательно вызывай медсестру. Во все остальное время лежи, отдыхай.

То есть походы в туалет были первой ступенькой реабилитации. Мне так же разрешили пить воду.

А незадолго до полудня меня навестил Рю-сан.

— Рю-сан!..

При виде знакомого силуэта в дверном проеме у меня опять стало тесно в груди.

— Юси-кун, — ласково улыбнулся он и протянул мне руку для пожатия. Я сжал ее обеими руками. — Я очень рад, что ты очнулся.

— Простите, что заставил волноваться.

— Как ты себя чувствуешь?

— В полном порядке. Проспал всю ночь. И это после полугода сна.

— Ты ведь не просто спал. Ты отключил сознание.

Я изумленно на него уставился. Так вот оно что!

В памяти всплыл рассказ Рю-сана первого января о том, как он израсходовал почти все духовные силы и, чтобы сохранить остатки, впал в своего рода спячку. Заблокировал все мысли и чувства в ожидании, когда организм восстановится до приемлемого состояния.

По другую сторону штор стоял солнечный день. В тишине палаты был слышен далекий стрекот цикад, лишний раз напоминавший, что на дворе лето.

Рю-сан присел на стул сбоку от койки.

— Когда Хасэ пронзил мысленный образ Босса Кёдзо… Весь его предсмертный ужас, ненависть, злость, в общем, все эти негативные эмоции оказались для сознания Хасэ-куна слишком разрушительными. Что неудивительно, ибо сильные отрицательные энергетические волны нанесут вред любому обычному человеку. А предсмертные образы так особенно… Это просто чудо, что Хасэ-кун не сошел с ума.

Я передернулся. В «Матрице» тоже были такие моменты: когда погибало сознание, тело тоже умирало. Так и в действительности: ставшее пустой оболочкой тело теряет жизненные силы и в конце концов перестает функционировать.

— Вы это имели в виду, когда предупреждали о возможных неожиданностях?

Рю-сан кивнул.

— Босс все еще там.

— Что?!

— Он все еще на дне той тьмы, кружит со смехом по красному небу.

Стоило мне представить это отвратительное и жалкое зрелище, и у меня на спине выступил холодный пот.

— Я не предполагал, что у него столько духовных сил, но, видимо, безумие уберегло его от окончательного разрушения.

— Никому бы не пожелал такой участи, — решительно помотал я головой.

С другой стороны, мы смогли вернуться, потому что образ Босса сохранился. Фул предупреждал, что мы можем застрять в разрушающемся пространстве чужого сознания.

— Рю-сан… А «Пти»… сейчас в особняке? В палате я его не нашел.

Он недолго помолчал, глядя на меня, затем медленно протянул мне «Пти».

— «Пти»… сохранил тебе жизнь, — сказал он и, не дождавшись моей реакции, продолжил: — Ты все свои силы — физические, жизненные — потратил на Хасэ-куна. Ты сам не мог вовремя остановиться, поэтому… «Пти» подключился в последний момент.

Рю-сан ожидал нашего с Хасэ пробуждения, когда вдруг перед ним появился Фул и низко поклонился.

— Господин черный волшебник.

— Что-то пошло не так? В чем дело?

— Наш господин пожертвовал своей жизнью ради спасения Хасэ-сама. Что за невероятная самоотверженность! О, это высшее проявление дружбы! Благородство нашего господина так глубоко нас тронуло, что мы готовы объединить все наши силы и уберечь его во что бы то ни стало.

Он еще раз поклонился.

— Мы просим вас передать нашему господину наши наилучшие пожелания. Мы всегда будем с ним… всегда, что бы ни случилось.

И Фул исчез.

— Вся магическая энергия «Пти Иерозоикона» ушла на твое спасение, и твой гримуар вновь сам собой запечатался.

Голос Рю-сан звучал будто откуда-то издалека. Я открыл «Пти». Я мог прочесть названия карт и имена заключенных в них волшебных и демонических созданий. Если на книге печать, буквы должны были превратиться в непонятные закорючки!

— Фул.

Появись, Фул. Ты же мой верный слуга, так?

— Фул!

Вечно ты себе на уме! Появляешься, когда хочешь, а когда нужен — тебя не дозовешься! Но когда меньше всего ждешь — ты всегда тут как тут!

— Юси-кун.

Рю-сан погладил меня, скорчившегося на койке, по голове.

— Все будет хорошо. «Пти» не уничтожился. Он лишь запечатался. Считай, отключился, как и ты. Когда его магия восстановится, его создания вернутся.

— Тиаки… — не отрывая лица от одеяла, заговорил я. — Когда я рассказал Тиаки о «Пти»… Он тогда сказал, что нельзя жертвовать собой ради других… потому что как потом спасенным с этим жить?.. Хасэ… Хасэ, наверное… было так тяжело!..

А теперь «Пти» не стало.

Не стало, потому что его создания спасли меня.

— Но… ты же ни о чем не жалеешь?

— Нет! — во весь голос ответил я и поднял наконец голову.

Рю-сан ласково мне улыбнулся.

— Это естественно, что тебе грустно. Поэтому плачь. Плачь, сколько душе будет угодно.

У меня все поплыло перед глазами от навернувшихся слез.

— Н-ни за что!

Я опять уткнулся носом в одеяло. Я же не ребенок, чтобы рыдать перед Рю-саном! Но я все равно плакал, изо всех сил сдерживая всхлипы. Рю-сан тихо засмеялся и похлопал меня по голове.

Спасибо, Фул. Спасибо вам всем, создания «Пти».

Может, именно ради этого нам и было предназначено встретиться?

Я не успокоюсь, пока не получу ответ на этот вопрос, поэтому обязательно возвращайтесь, слышите?!