Глава 3. Под небом цвета пепла

Под мрачными серыми тучами завывал буран. Теодор, не в силах пошевелить ни единым мускулом, словно превратившись в ледяную статую, с ужасом смотрел на возвышающийся над ним истребитель.

На губах поднявшейся из кабины МиГ-23 женщины по имени Беатрикс Бремер, командира эскадры вооруженных сил госбезопасности, играла высокомерная усмешка. Несомые метелью снежинки путались в тяжелых локонах роскошных черных волос.

«Она уже смотрит на нас, как на преступников…»

В движениях поводящих стволами штурмовых орудий истребителей новоприбывшего отряда, раскрашенных серо-голубыми разводами специального камуфляжа, который называли «штази-камо», чувствовалась неприкрытая жажда крови.

Теодор почувствовал, как внутренности сжимаются в тугой комок. Он нисколько бы не удивился, если бы одной глупой девчонке из 666-й эскадрильи тактических истребителей прямо сейчас предъявили обвинение в шпионаже.

— Э-э-э…– начала, было, Катя, но замолчала, не зная, что сказать. Похоже, она тоже догадалась, что происходит нечто необычное. Прочие пилоты эскадрильи молчали, стараясь не показывать обуревавшей их тревоги.

— Нам выпал редкий случай повидаться, а ты так неприветлива, Айрисдина, — проговорила, пропуская сквозь пальцы пряди длинных черных волос, Беатрикс, спустившаяся на ладони манипулятора на холодный бетон. Судя по выражению лица, она не была настроена немедленно казнить и расстреливать. — Хотя, конечно, в училище мы с тобой немало поборолись за звание лучшего курсанта — когда были однокурсницами.

— Майор Бремер, еще раз прошу вас объяснить цель своего появления, — нахмурилась Айрисдина. Она явно не позволила себя запугать скрытой за легким тоном угрозой.

«Однокурсницы?.. Так они друг друга знают, оказывается?..»

— Даже Министерство госбезопасности должно привести вескую причину, чтобы оправдать столь беспардонное запугивание военнослужащих Национальной Народной армии. Не так ли? — Айрисдина вела себя так, словно не замечала нацеленное на нее смертоносное оружие.

«Во дает! Она смеет перечить Штази!.. Или это потому, что она и сама из их своры?..» Ноги противно задрожали от воспоминания о том, как несколько дней назад Айрисдина умело запугивала и шантажировала его; в точности так же, как сейчас делают другие верные псы Штази.

— …Ах, ты все такая же примерная ученица, настоящая отличница. Надо думать, только потому и дожила до этого дня, — с многозначительной улыбочкой промурлыкала Беатрикс. — Хочешь знать, в чем дело? Но разве это не очевидно? Вот стоит главная причина — унтерлейтенант Катя Вальдхейм, которую необходимо допросить по подозрению в шпионаже.

Теодор потерянно опустил взгляд на покрытый грязным снегом асфальт. Хотя он предполагал, что так и случится, в реальности это оказалось еще больнее и тяжелее. Сердце застучало — ведь он и сам оказался связан с жертвой, на которую охотилась Штази. Неожиданно он почувствовал прикосновение к правой руке — машинально повернув голову, он встретил взгляд Кати, в котором безошибочно читалась мольба о помощи.

— У вас нет этой причины, майор Бремер, — шагнула вперед Айрисдина. — Унтерлейтенант Вальдхейм официально признана политической беженкой и зачислена в состав моей эскадрильи в качестве пилота. Необходимость в допросе отпала.

— Да неужели? — промурлыкала Беатрикс. Она явно наслаждалась ситуацией.

— Если у вас есть основания для того, чтобы подозревать унтерлейтенанта Вальдхейм, приведите их. Иначе мне придется заявить официальный протест.

— Во-первых, унтерлейтенант Вальдхейм уже второй чужой пилот, которого вы приняли под свое крыло. Во-вторых, просьба унтерлейтенанта Вальдхейм о политическом убежище была поспешной до неприличия. В-третьих, унтерлейтенант Вальдхейм замечена в том, что ведет политически невыдержанные разговоры. И 666-я эскадрилья тактических истребителей вдруг с готовностью принимает политического эмигранта, чуть ли не с распростертыми объятиями… если сложить все это, неудивительно, что возникают определенные подозрения, — Беатрикс загибала пальцы, со вкусом перечисляя обвинения.

Теодор выругался про себя. Судя по скорости, с которой слухи донеслись до ушей Беатрикс, это была работа скрывающихся на базе Котбус информаторов. И теперь…

«Обвинят не только Катю… но и меня… нет, всю эскадрилью…»

— Есть также основания подозревать унтерлейтенанта Вальдхейм в причастности к недавнему инциденту. Жуткая катастрофа, не правда ли? Не удивлюсь, если у нее была скрытая причина. Возможно, даже политическая.

Как бы абсурдно ни звучали эти обвинения, к ним следовало отнестись серьезно. Все знали, что в поисках «врагов народа» Штази не выбирает средств.

— Обвинения безосновательны. Мы действовали строго по уставу, и никаких нарушений не было, — не потеряв ни капли командирской уверенности, возразила Айрисдина. — Что же касается поведения унтерлейтенанта Вальдхейм, то это естественно, если принять во внимание, что с момента ее перехода на службу в вооруженные силы ГДР не прошло и дня. Все будет исправлено путем соответствующего политического воспитания. Недавняя же авария — обычный несчастный случай, без всякой подоплеки.

— При таких совпадениях невольно закрадывается подозрение в шпионаже, и тогда гораздо практичнее полагаться не на политическое воспитание, а на чистку… и людей, и отрядов.

В голосе Беатрикс звучало чувственное удовольствие садистки, прекрасно отдающей себе отчет в своем поведении.

«Вот стерва! В чем она хочет нас уличить?.. Мы же деремся с БЕТА, постоянно рискуя своими головами!..» — зло думал Теодор, прекрасно понимая, что, сколько бы лет ни прошло, он все равно не сможет избавиться от клейма «политически неблагонадежного».

Ради чего же он сражается? От этой мысли рот наполнился горечью.

— Впрочем, я не думаю, что придется прибегать к крайним мерам. Вы ведь позволите мне просто немножко допросить унтерлейтенанта Вальдхейм? Больше никаких вопросов не возникнет, и мы ее отпустим. Лишь убедимся в том, что она чиста, хорошо? — теперь голос Беатрикс звучал сладко, словно истекая медом.

Конечно, если бы Штази действительно убедилось в том, что Катя не шпионка, все было бы в порядке, однако…

«Все это… все это — вранье».

Перед внутренним взором снова всплыли кошмарные сцены бесконечных допросов, и в горле моментально пересохло. Он чувствовал себя так, словно опять проваливается в промозглую сырость пыточного подвала. Взгляд Теодора снова остановился на вцепившихся в его рукав тонких пальцах.

— Это неприемлемо, — спокойно ответила Айрисдина. — Подвергать допросу мою подчиненную, которая ни в чем не виновна, нет никакой необходимости. Так, товарищ оберлейтенант?

— Да, безусловно, — решительным голосом поддержала ее Гретель, тоже спустившаяся из кабины на землю. — Штази имеет право вмешиваться в дела армии лишь в одном случае — если речь идет о врагах народа. Унтерлейтенант Вальдхейм не совершала никаких преступлений. Мы, естественно, тоже, — продолжала она, хмуро глядя на Беатрикс. — Более того, попытка запугивать нас, угрожая применением оружия, попросту незаконна…

— Оберлейтенант Еккельн, — прервала ее Беатрикс, — вы стали отличным оратором. Приятно это видеть.

Гретель умолкла, но в ее глазах явно читалась упрямая готовность противостоять претензиям Беатрикс.

«…И Гретель с ней знакома, оказывается?»

Комиссарша храбро стояла плечом к плечу с Айрисдиной, поддерживая командира, и это выглядело бы замечательно, если бы Теодор не видел, как мелко тряслись ее колени.

— Как видите, я пришла к вам с миром. Все, чего я прошу — добровольное согласие на небольшой разговор, разве это так много? — с ненатурально расстроенным видом вздохнула Беатрикс.

— Унтерлейтенант Вальдхейм — пилот 666-ой эскадрильи тактических истребителей и составляет неотъемлемую часть ее боевого потенциала. Необоснованные допросы наших пилотов недопустимы.

— Итак, вы решительно отказываетесь ее выдать?

— Да. И если вы будете угрожать и дальше, придется воспользоваться данными мне полномочиями комиссара.

С губ Беатрикс не сходила усмешка — словно приклеенная — но она ничего не ответила на слова Гретель, которая продолжала:

— Попытка принудить нас подобными средствами — предательство линии партии. Мы и сами можем прибегнуть к мерам восстановления порядка. На базе есть отряд военной полиции, который подчиняется мне.

Над стоянкой повисло почти осязаемое напряжение, смешивавшееся с воем бурана. Один-единственный выстрел — и здесь разразится настоящий ад. Теодор замер, словно окаменев. Смертный ужас перед Штази, смешиваясь с воспоминаниями о пытках и допросах трехлетней давности, заставил его внутренности свернуться клубком. В голове билась единственная мысль — бежать, бежать куда угодно, только как можно дальше отсюда…

— …Зачем вы это делаете?..

Чувствуя, как пальцы Кати сильнее сжали его ладонь, и совершенно не веря своим ушам, он вытаращил глаза и повернул голову к ней.

«…С ума сошла?!»

Не замечая, что крепко сжимает руку Теодора, Катя воскликнула:

— Даже если вы сомневаетесь во мне, все равно, так поступать неправильно!..

— Унтерлейтенант Вальдхейм, не встревайте, когда разговаривают старшие по званию! — рявкнула Гретель. — Нам решать, как с вами поступить, а вы помолчете!..

— Продолжайте, унтерлейтенант Вальдхейм, — Беатрикс отстранила Гретель, оборвав ее упрек. — Так в чем же именно я неправа? — с интересом спросила она, и на ее губах расцвела усмешка, чрезвычано напоминающая хищника, к которому прямо в пасть направляется ничего не подозревающая жертва.

— Наши… наши враги — только БЕТА!.. — не обращая внимания на предпринятую Гретель попытку остановить ее, Катя заговорила таким же звенящим голосом, как и вчера, в ангаре. — Поэтому угрожать оружием своим боевым товарищам… это отвратительно! Так нельзя! Выглядит, будто в Восточной Германии соотечественники воюют друг с другом!

Снова эти слова, совершенно не укладывающиеся в голове. Катя, ни много, ни мало, попросту отрицала самый смысл существования министерства государственной безопасности.

— Если бы все мы объединились… ой!..

Подскочив, Гретель с размаху влепила Кате пощечину, так что та, от неожиданности разжав пальцы, сжимающие в ладонь Теодора, отлетела и упала на обледенелый бетон.

— Мерзавка, ты хочешь нам всем плюнуть в лицо?! — стиснув дрожащий от жажды крови кулак, заорала Гретель. — Главная задача вооруженных сил министерства государственной безопасности — поддерживать внутренней порядок! Это, по-твоему, отвратительно?! Ты что, хочешь оскорбить нашу страну?!

— Но ведь…

— Молчать!!!

Не в силах глядеть в горящие ненавистью глаза Гретель, снова угрожающе занесшей кулак, Катя всхлипнула и умолкла, опустив лицо. Теодор, неспособный даже шевельнуться, тупо смотрел, как она утирает окровавленные губы. Все это просто не укладывалось в голове, казалось страшным сном.

— Видите, майор Бремер, мы справляемся сами, — совершенно спокойным голосом, как будто ничего и не произошло, подытожила Айрисдина. — Прошу прощения за необдуманные слова унтерлейтенанта Вальдхейм. Безусловно, мы объясним ей всю важность миссии, которую вы с честью выполняете.

Беатрикс молча смерила Айрисдину взглядом, не сулящим ничего хорошего, но та невозмутимо продолжала:

— Однако, допрос, основанный лишь на беспочвенных подозрениях, недопустим. Попрошу вас немедленно покинуть базу. В противном случае…

Твердый взгляд Айрисдины отчетливо завершил неоконченную фразу — в противном случае действительно могло случиться так, что в Восточной Германии соотечественники схватятся друг с другом с оружием в руках.

После затянувшегося секунд на десять молчания угрожающее выражение лица Беатрикс почему-то несколько смягчилось, сменившись загадочной усмешкой, в которой почему-то мелькнуло удовлетворение. Она процедила:

— Хорошо. Сегодня, так и быть, я отступлю. Но я увидела нечто очень интересное. Отряд, приготовиться к взлету!

Повинуясь приказу, все двенадцать «Чебурашек» синхронно убрали штурмовые орудия на спинные кронштейны.

«Неужели… мы спасены?..»

Только сейчас, когда ситуация разрешилась, так и не дойдя до смертоубийства, Теодор почувствовал, как болезненно дрожат мышцы, которые, оказывается, все это время были напряжены до звона. Но он расслабился слишком рано — внезапное обращение Беатрикс заставило его судорожно вздрогнуть.

— Унтерлейтенант Теодор Эбербах.

Чувствуя, как от страха перехватило горло, Теодор медленно поднял лицо навстречу ее острому, словно скальпель, взгляду. Наслаждаясь его страхом, Беатрикс довольно усмехнулась.

— Предупреждаю. Если окажется, что Катя Вальдхейм — враг народа, тебе, как тому, кто спас ее, тоже придется отвечать. Дважды предавшему государство пощады не будет. Не забывай об этом.

— Я…

Теодор инстинктивно качнулся назад, в одно мгновение поняв, на что намекает Беатрикс. Его позиция в черном списке неблагонадежных, где он находился еще с давних времен, разом поднялась выше, намного ближе к недреманному оку Штази. Руки и ноги затряслись, словно в припадке, сердце рванулось, пытаясь выпрыгнуть из груди. Беатрикс продолжала мягче:

— Но не бойся. Нам всегда нужны верные люди. Помни о примере, который подала твой командир, чтобы выжить. Ты тоже можешь подтвердить свою невиновность таким способом.

Стать агентом Штази — наверняка Беатрикс имела в виду именно это.

— Наверное, ты ведь и сам хочешь кое-что узнать? Например, какова была судьба твоей семьи? Кто вас выдал?

Теодора перестал дышать.

— Буду ждать твоего решения.

Бросив последние слова, Беатрикс повернулась и вознеслась обратно в кабину своего истребителя. Захлопнулся люк, и командирский МиГ-23 с грохотом стартовал с места, мгновенно скрывшись в метели. Остальные машины одна за другой прыгнули в небо вслед за ним.

На стоянке, среди своих МиГ-21, остались только с трудом приходящие в себя пилоты 666-ой эскадрильи тактических истребителей и сбежавшиеся на шум механики и солдаты из батальона аэродромного обслуживания.

Вместе с вернувшимся слухом в уши снова ворвался вой бурана.

— Одна из двух эскадр вооруженных сил госбезопасности, которые будут участвовать в завтрашней операции, это как раз они, товарищ оберлейтенант, — проговорила Айрисдина, задумчиво глядя на свинцовые тучи, в которых скрылся МиГ-23.

— Подумать только… — безуспешно пытаясь восстановить спокойствие, потрясенно пробормотала Гретель, — Привести целый отряд тактических истребителей лишь ради того, чтобы допросить одного перебежчика… невероятно.

В голове Теодора беспорядочно кружился водоворот испуганных мыслей.

— Я объясню ситуацию в штабе эскадры и базы. Оставим на их усмотрение, подавать ли официальную жалобу. Вам тоже лучше бы запросить инструкции у начальства, товарищ оберлейтенант.

— Все обернулось так плохо, что и мне остается лишь упираться изо всех сил, — хотя и неохотно, Гретель кивнула, соглашаясь с Айрисдиной.

— Сегодняшний случай — это хороший аргумент в борьбе армии против Штази. Даже если делу не будет дан официальный ход, мы можем ожидать политической поддержки. Наверху не любят войска госбезопасности и отказа не будет… — тоже не отрывая глаза от низкого серого неба, где скрылись истребители Беатрикс, пробормотала Гретель. В ее словах был резон, особенно если вспомнить, что их отряд не зря назывался сильнейшим в ГДР и был на хорошем счету у начальства.

— Отряд, ахтунг! Все кончилось. Взбодритесь, — обернулась к пилотам Айрисдина, словно намереваясь помочь им сбросить злое колдовство Беатрикс. — Не обращайте внимания на ее болтовню. На вас нет никакой вины…

Она неожиданно повернула голову, смерила Катю угрожающим взглядом и рявкнула:

— …За одним исключением! Унтерлейтенант Вальдхейм! Почему вы вмешиваетесь в разговор старших по званию?!

Теодор понял, что никогда еще не видел на лице Айрисдины такого сердитого выражения.

— …Жить надоело?!

— Никак нет! Жить мне не надоело… но!..

— Ты здесь не на своем Западе, сопли никто вытирать не будет! Блаженная дурочка — тебя же просто убьют!..

— Но это же… это же… неправильно… — едва слышно, но с упрямством пробормотала Катя и вдруг…

— Эй!..

Словно кукла с обрезанными веревочками, девушка начала заваливаться навзничь — Теодор едва успел поймать ее легкое тело.

Айрисдина и Гретель смерили их удивленными взглядами.

— Эй-эй… ты чего?! — он потряс ее, заглядывая в бледное, осунувшееся лицо, в котором не было ни кровинки.

«Неужели и ее приложило… может быть, когда грохнулся бомбер?..»

— Т-товарищ… Эбербах?.. — кажется, почувствовав, кто ее держит, облегченно пробормотала Катя.

— Слушай, ты не ранена, часом?

— А-а-а… нет… наверное, просто устала… простите…

Присмотревшись, Теодор понял, что так оно и есть — на ее лице была написана беспредельная усталость. Вокруг глаз чернели круги. Катя горько улыбнулась.

— Читала наставления… и, наверное… немножко засиделась… чтобы не висеть на вас мертвым грузом… сейчас… мне скоро… полегчает…

Ее ресницы опустились, и Катя словно заснула — потеряла сознание. Теперь весь вес ее тела пришелся на руки Теодора. Взгляд скользнул по тоненькой, точно надломленной фигурке — и с губ сорвался короткий вздох. Сердце царапнул коготок раскаяния. Катя не сомкнула глаз всю ночь, вымоталась, оказалась в самом пекле после авиакатастрофы — и спасла его, причем вопреки приказу, на свой страх и риск.

— Унтерлейтенант Эбербах, вернемся в ангар, — услышав приказ, он вздрогнул, потому что даже не заметил, как Айрисдина подошла вплотную… и вдруг протянула руку, прикоснувшись к плечу Кати. — Операция по сбору трофеев переносится. Я хочу вам кое-что сказать… но сначала отнесите ее.

Всматриваясь в лицо Кати, капитан проговорила так тихо, что слова расслышал лишь Теодор:

— Ну, нельзя же так… — в ее взгляде вдруг тоже мелькнула жалость. — Ты просто сгоришь, как свечка. Охо-хо-хо… дочка пошла в отца…

Подчиняясь ее команде, Теодор подкинул Катю, перехватив поудобнее, и заторопился к ангару. Айрисдина продолжала голосом, не допускающим возражений:

— Когда вернемся в ангар, я распущу личный состав. Сейчас везде переполох — все заняты устранением последствий аварии. Пока что можно перевести дух.

Он слушал молча.

— Но не позднее сегодняшнего вечера проведите для унтерлейтенанта Вальдхейм хоть какую-то политинформацию. Если она и дальше будет выкидывать такие фокусы, даже я не смогу больше ее защищать. Для этого дела вы подойдете лучше других.

— Так точно, — лаконично ответил он, хотя на языке крутилось множество незаданных вопросов. Почему к Кате оказалось приковано такое внимание? Почему сюда самолично заявилась командирша эскадры «Вервольф», несмотря на то, что эскадрилью и так возглавляет ищейка Штази? И почему Айрисдина приказала заботиться о Кате именно такому человеку, как он?

— В 19:00 инструктаж по завтрашней операции. Вы должны успеть до тех пор, потому что завтра уже не будет времени на беседы.

Так и не дав ответа ни на один вопрос, Айрисдина закончила разговор.

Тринадцать тактических истребителей МиГ-23 из состава эскадры «Вервольф» направлялись на прыжковых двигателях в сторону собственной базы, к которой, конечно же, Национальная народная армия не имела доступа.

– Думаете, все нормально прошло, товарищ майор? — искательно поинтересовался один из пилотов, судя по всему, командир эскадрильи. — Мы так просто взяли и ушли…

— А-а-а, ничего страшного, — уверенно кивнула Беатрикс. — Та женщина… она сама проделала брешь в своей броне. Теперь не обязательно следить за ней так плотно.

Она нарочно посеяла сомнения среди подчиненных Айрисдины, но вовсе не собиралась давать им какую-то информацию, соответствующую действительности. Вызвав в памяти образ Айрисдины, какой та была в дни их учебы, Беатрикс мрачно пробормотала в темноте кабины своего истребителя:

— …Ты слишком правильная, Айрисдина. Разве это не подозрительно?

Она донесла на старшего брата, замышлявшего мятеж, доказав тем самым свою лояльность — но действительно ли это было так? Можно ли ставить знак равенства между доносом на брата и верностью партии?

– Майор?..

Беатрикс криво усмехнулась в ответ на вопрос подчиненного. Она по прошлому опыту знала, что эту женщину так легко не поймать.

— На сегодня достаточно и этого.

В будущем появятся новые возможности. Беатрикс поблагодарила судьбу, которая дала ей шанс снова встретить соперницу на этой земле.

— Нам доверена более важная задача. Сосредоточимся на ней.

Темный лес вокруг. Среди стволов метались лучи мощных фонарей. Шелест раскачивающихся ветвей, звук собственных шагов, отдаленные крики, раскаты мегафонов и вой сирен, лай собак, грохот автоматных очередей — все это отдавалось в моих ушах, сливаясь в оглушительную какофонию. Разобрать, что происходит, было совершенно невозможно. Наши спутники, добиравшиеся сюда с той же самой целью, рассеялись по лесу. В эти минуты решалось все — жизнь или смерть…

— Еще немного!.. — выкрикнул бегущий позади отчим, который тащил за руку приемную мать. — Совсем чуть-чуть!.. Скоро западная сторона… если мы успеем!..

В следующую секунду выпущенная из темноты пулеметная очередь подсекла его правую ногу.

Я всегда был один.

С тех пор, как я помнил себя, меня окружали стены детского дома для военных сирот. Но я все равно никогда не винил родителей. Оказавшись там в окружении множества таких же, как я, бедолаг, некогда было проклинать их, тем более, что я совершенно их не помнил — главной задачей было пережить этот день. А за ним — следующий.

Жизнь в приюте была ужасной. Заведующий, с позором изгнанный с военной службы пьяница, без конца издевался над нами и с гоготом лупил непослушных детей, называя это воспитательным процессом. Я много раз пытался убежать, но каждый раз меня ловили и снова били.

У меня не было друзей. В приюте процветало доносительство и никому нельзя было доверять. Старшеклассники травили младших и, естественно, я видел во всех ближних только врагов. Хотя я был ребенком, я знал: никто мне не поможет — и неужели в этом было что-то удивительное?

Но потом я встретил ее.

— Отец!.. — Лиз бросилась к покатившемуся по земле родному — а для меня приемному — отцу. — Что с тобой?!

Ее руки, вцепившиеся в его одежду, вдруг стали мокрыми от крови.

— Забудьте про меня… бегите… быстрее!.. — стискивая простреленную ногу, простонал приемный отец, обернувшись к нам. — …Мне конец… но хотя бы вы… бегите!..

— Ни за что!.. Ты же сам говорил… семья всегда должна быть вместе, что бы ни случилось!.. — рыдала Лиз, пытаясь поднять его.

Замершая в ужасе и зажавшая себе рот приемная мать словно очнулась, оттолкнув ее и выкрикнув:

— Бегите!.. Теодор, спаси Лиз!.. Скорее!

— Но ведь…

— …Теодор! Умоляю!.. Я доверю ее только тебе!

Плача, я схватил Лиз за руку.

— Братец, подожди! Отец!.. Отец!!!

— Мама, скорее же!.. — оторвав Лиз от отца, я подтолкнул мать в спину, принуждая бежать дальше.

Я обещал отцу… и поэтому, как всегда раньше, крепко сжал ее ладошку.

— Вот твой новый дом, Теодор, — проговорил приемный отец.

Однокомнатная квартирка в Берлине. Той зимой, восьми лет от роду, я стал приемным ребенком. Меня забрала чета Хохенштайн, дальние-дальние родственники. Актеры по профессии, они, ничего не зная о судьбе моей семьи, долго искали меня.

Я не мог в это поверить. Я был уверен, что они купили меня в детском доме, чтобы заставить пахать, словно раба. Первая часть моих подозрений имела под собой почву — Хохенштайнам пришлось отдать детскому дому изрядную сумму, чтобы им разрешили забрать меня.

— С этого дня ты тоже станешь частью нашей семьи, — глядя на меня, добродушно проговорил отец. — Наверное, трудновато будет привыкнуть к новым лицам, но мы готовы принять тебя… я хочу, чтобы ты помнил об этом.

Я промолчал.

Враждебно и подозрительно оглядываясь, я вступил в прихожую. Квартирка была не новая — и сбежать оттуда было бы нетрудно. В отличие от нашего директора-пьяницы, они наверняка не смогут послать городских хулиганов разыскивать меня. Не слушая приемного отца, я стоял, уже строя планы побега, когда…

— Ты… станешь моим братиком?.. — из тени коридора застенчиво выглянула девочка, ничуть не выше меня ростом. Чудесные золотые волосы, чистые изумрудные глаза… на ее личике, которое наверняка обычно было жизнерадостным, сейчас смешались боязнь, волнение и любопытство.

— Познакомься, это моя дочь Лиза. А это Теодор, вы с ним одногодки. Правда, он чуть-чуть тебя постарше.

Приемный отец похлопал меня, замершего столбом, по плечу.

— Раз ты стал старшим братом, пусть и приемным, то уж защищай ее, пожалуйста.

— Я… это…

Старательно улыбаясь, девочка выбежала вперед и, приподняв края юбочки, изобразила невинный книксен. Сбитый с толку ее непонятными движениями, я не смог выдавить больше ни слова, словно проглотив язык.

— Лиз Хохенштайн! Счастлива познакомиться, братец!..

Мы с Лиз отчаянно бежали сквозь темноту. Позади гремели выстрелы, доносился приближающийся собачий лай.

— Братец, мама потерялась!.. — задыхаясь, простонала смертельно бледная Лиз, выворачивая голову назад. Мертвой хваткой сжав ее руку, я продолжал тащить ее вперед.

— Надо вернуться к отцу!.. Мы должны его спасти! Братец!.. Это же наши папа и мама!..

— Дурочка!.. Уже поздно! — заорал я, брызгая слезами. — Поздно… черт возьми!..

Приемный отец не обманывал. Все трое относились ко мне, как к родному. Хотя потребовалось немало времени и разных событий, чтобы я осмелился им поверить. Но тогда… тогда у меня внезапно возникло чувство, что это — спасение. Впервые в жизни я благодарил бога. Не успев оглянуться, я полюбил их сильнее, чем любых кровных родственников. Ко мне даже начала возвращаться утраченная в стенах приюта вера в людей. Яркая и добрая Лиз запросто перепорхнула через колючки, которые окружали мое сердце.

Родители были очень заняты по работе, и мы, естественно, много времени проводили вместе — Лиз привязалась ко мне сильнее, чем к настоящему брату. Я платил ей тем же, с гордостью чувствуя себя старшим братом, готовым защищать сестренку.

— Братец, а куда ты думаешь пойти после школы?.. — спросила Лиз по дороге домой. Нам исполнилось по четырнадцать лет, стояла зима, и дыхание таяло в воздухе белыми облачками пара. В нашей стране все подростки получали до шестнадцати лет всеобщее среднее образование. За ним следовало двухлетнее профессиональное обучение. После многие шли в военные училища. В то время призывной возраст еще не опустился ниже восемнадцати лет — вполне по-божески по сравнению с тем, что началось позже.

— …Наверное, в армию?

— А что еще остается?

В детском доме я прошел начальную военную подготовку и склонялся к тому, чтобы выбрать офицерскую карьеру вместо того, чтобы быть призванным в восемнадцать лет на срочную службу рядовым.

— В газетах и по телевизору говорят, что из штурма Минского улья ничего не получилось. Значит, войне конца-края не видно. А у офицеров неплохое жалование, пусть хоть отцу с матерью будет полегче.

— Вот как…

— А ты сама что собираешься делать?

— Я? Наверное, попробую играть в театре, как папа и мама… — Лиз уже давно занималась в театральном кружке. — Война сделала наш мир таким мрачным… как бы мне хотелось заставить людей смеяться! Хотя бы только в театре…

— Наверное, у тебя получится. Не зря же ты их дочь.

— Конечно! Спасибо, братец!

Солнечно улыбнувшись, Лиз накрыла своими ладошками мои замерзшие пальцы. Этот невинный жест вдруг разбудил теплый огонек в моей груди. Кажется, я уже начал понимать, что означал этот огонек, но пока еще не осмеливался выразить словами. Семья Хохенштайн стала для меня настоящей святыней, тем, что я решил защищать от всего, что может причинить боль — любой ценой.

— Значит, мы будем вместе еще целых два года… — немного покраснев, проговорила Лиз, словно догадавшись, о чем я думаю, и принялась растирать мою замерзшую ладонь своими.

Улыбаясь, я кивнул. В тот миг я и понятия не имел, что под ногами уже разверзлась бездонная пропасть, гораздо глубже той, откуда меня однажды спасли…

Мы бежали сквозь темный лес. Дыхание рвалось из груди, сердце, казалось, готово было лопнуть. Но стоило остановиться, и нас ждала бы смерть.

— Братец, мы ведь плохо поступили!.. — отчаянно цепляясь за мою руку, запаленно выдохнула Лиз. — …Если бы мы тогда не послушались отца! Если бы только я не пошла в театральный кружок!..

— Не говори так!..

Увы, со всем этим уже ничего нельзя было поделать.

Чрезмерно либеральный театр, в котором играли родители Лиз, был закрыт потому, что осмеливался отклоняться от линии партии. Актеры оказались на улице. То же самое случилось и со школьным кружком, а Лиз, которая была его душой, превратилась в парию. Тогда приемный отец предложил всей семьей бежать на Запад.

«Если артистам не оставили даже права на самовыражение, значит, страна лишилась последних остатков свободы», — всплыли в памяти его гневные слова.

— Это же я подталкивала отца в спину, из-за меня случился этот кошмар!..

Нырнув в темные заросли, я остановился, переводя дыхание и осматриваясь.

— …И не только это! Не только!.. — горячечно, словно исповедуясь, шептала Лиз. — …Ведь и все мои школьные друзья… из-за меня…

— Вот потому я и говорю — помолчи!!! — рявкнул я, не в силах больше слушать. — Мы же ничего не могли им сказать на прощание, «до свиданья» и все!..

— Но, почему… почему же так получилось? Неужели кто-то… — пустые глаза Лиз остановились, она, словно не веря себе, пробормотала, — …кто-то нас предал?..

В следующий миг нас выхватил из темноты и ослепил луч фонаря. Впереди выросли громадные черные силуэты, нацелившие на нас свои MPi-K.

Мир остановился. Все звуки исчезли. Все замерло.

Единственное, что я видел в тот миг…

— Братец, спаси…

Умоляющее выражение лица Лиз, так до самого конца и не отпустившей мою руку…

Среди черных угрожающих фигур возвышался человек в форме Штази с зачесанными назад каштановыми волосами. На его губах играла издевательская усмешка.

В ушах отдался крик Лиз, выстрел…

Дальше я уже не мог понять, реальность это или страшный сон — о, если бы так!..

Тогда я просто открыл бы глаза в своей постели. Но в непроглядно-черной страшной чаще леса вокруг вставали окровавленные трупы, изуродованные мертвецы, замученные пытками. Склонив ко мне лица с выколотыми глазами, они замогильными голосами вопрошали, словно проклиная:

— Почему?.. Почему ты остался в живых, братец?..

— Почему ты стал своим среди тех, кто предал нас?

Почему, почему, почему?..

— Почему ты не спас нас?!

Его разбудил собственный крик.

Взвившись на койке, Теодор в ужасе распахнул глаза. Вместо толпы мертвецов его окружали привычные стенки тесного казарменного бокса.

— Ох-хо… — пытаясь утишить рвущееся из груди дыхание, он поднес руку к лицу, упершись взглядом в дрожащую ладонь. Ощущение из сна, где секунду назад в ней была зажаты нежные пальцы Лиз, пронзило его с совершенно реальной, жизненной остротой.

«Все тот же сон…»

Прижав ладонь ко лбу, Теодор сглотнул. Промокшая от пота майка неприятно липла к телу. Не хотелось даже думать, почему снова вернулись кошмары.

«Неужели снова придется пройти через… тот ужас…» — не в силах отогнать против воли всплывающие из подсознания отвратительные воспоминания, он бессильно сжал кулаки.

Тогда Теодор пришел в себя в темнице Штази. Естественно, он подлежал допросу по подозрению в государственной измене. Узнать, что стало с другими членами семьи Хохенштайн, и кто именно их предал, ему так никогда и не довелось.

То был настоящий ад.

Допросы ввергли его в ужас и безумие. Лишенный сна, бомбардируемый бесконечно повторяющими вопросами, жесто избиваемый — Теодор был раздавлен, его воля к сопротивлению сломлена всего за пару дней. Он выдал все немногое, что знал, униженно моля о пощаде. Однако, поскольку побег задумал приемный отец, Штази так и не смогла получить от него какой-то полезной информации.

Месяц спустя Теодора неожиданно отпустили. Причину ему так никто и не объяснил. Квартира, где жили приемные родители, уже была конфискована в пользу государства, узнать хоть что-то о родственниках он тоже не смог. Кто предал их, так и осталось неясным, а силы духа для того, чтобы попытаться узнать это в одиночку, у него уже не осталось.

Даже после освобождения его бедствия не закончились. Теодора исключили из школы, устроиться на работу или даже найти подработку для того, кто оказался занесенным в базу данных, как замешанный в антигосударственной деятельности, было невозможно. Ему остался единственный способ выжить — пойти добровольцем в Национальную Народную Армию. Вспомнив пройденное в ненавистном детском доме военное обучение, Теодор постучался в ворота училища, готовившего подростков на пилотов тактических истребителей. В кадетское училище в порядке исключения принимали с пятнадцати лет, зачислили и Теодора, хотя формально он даже не закончил среднее образование. Пройдя полугодичный учебный курс, он получил пилотские крылышки и, забыв обо всем, бросился в битву с БЕТА. Не желая попасться второй раз, он крепко-накрепко зарубил себе на носу, что нельзя верить никому, кроме себя, и глубоко запрятал свой страх перед Штази и ненависть к ней.

Подождав, пока выровняется дыхание, Теодор взглянул на часы.

Четыре часа дня. С того момента, как он козырнул Айрисдине в ангаре, отнес Катю в медчасть, вернулся к себе и рухнул на койку, прошло часа три. До начала инструктажа оставалось еще столько же, и до тех пор Катя должна была непременно получить свою дозу политического воспитания. Даже не вспоминая предсказание Айрисдины, было очевидно, что поведение и слова Кати, если не держать ее за шиворот, запросто доведут до цугундера всех сослуживцев. Из-за нее вся 666-я эскадрилья тактических истребителей угодила под пристальное наблюдение министерства госбезопасности.

«И надо же ей было выскочить…»

На спине выступил холодный пот — он необыкновенно остро почувствовал, что стоит на грани того же самого кошмара, что и три года назад. Пока Катя остается в эскадрилье, ужасный сон каждую секунду грозит стать реальностью. И единственный способ этого избежать …

«Проклятье!..»

Натянув полевой штрихтарн, он вскочил.

«Ладно, для начала нужно втолковать соплячке, насколько прогнила наша страна. Сейчас это важнее всего. Кроме того…– собравшись с мыслями, он тяжело вздохнул. — За мной должок, который надо бы вернуть».

Она спасла ему жизнь — и перед мысленным взором Теодора снова встала фигура нависшего над ним Катиного истребителя — навечно выжженная в памяти.

Катя уже вернулась в выделенный ей спальный бокс. В медчасти ей поставили диагноз — крайнее истощение, и Айрисдина, по всей видимости, лично приказала девушке отдыхать.

— П-простите… — виновато сложив ладошки, проговорила Катя, одетая лишь в майку. — За все, что вы сделали… огромное спасибо!..

Теодор встретил слова благодарности безразличным молчанием.

— Вы несли меня, когда я свалилась... простите, пожалуйста, я больше не буду заставлять… ну, напрягаться из-за меня…

— Одевайся, быстрее. Шинель не надевай, — вдруг наклонившись к ее уху, прошептал Теодор тоном, не терпящим возражений.

— Э?..

— В комнате подслушивающее устройство.

Ошеломленно моргнув, Катя молча кивнула и принялась торопливо одеваться — теперь уже с опаской поглядывая по сторонам.

На улице, как и раньше, бесновалась метель. Порывы ледяного ветра яростно гнали и кружили хлопья снега. Но здесь можно было хотя бы не беспокоиться, что разговор окажется записан.

— У-у-у, как холодно… — Катя обняла себя за плечи. Температура воздуха была ниже ноля, и в одном полевом штрихтарне ветер прохватывал насквозь. — …А почему нельзя надеть шинель?

— Начнутся подозрения. Если будем бродить на улице в шинелях, наверняка кто-то решит, что мы тайно сговариваемся.

— Не может быть! Но, товарищ Эбербах, мы ведь служим в одной и той же эскадрилье, что тут может быть такого?!..

Он промолчал.

— Вот, значит, как. Здравый смысл здесь не годится… — пробормотала Катя, прикусив губу. Судя по всему, последние события ее кое-чему научили.

— Кстати, тогда… — Теодор сердито нахмурился. Словно угадав, что ее будут отчитывать, Катя виновато потупилась.

— Я самовольно вмешалась в разговор старших офицеров. Вы сердитесь, конечно…

— Это капитан Бернхард тебе сказала?

— Не считая прочего. Но добавила, что унтерлейтенант Эбербах, наверное, потом придет и объяснит…

«Все на меня свалила…– подумал он, мигом вспомнив слова Айрисдины: “ Для этого дела вы подойдете лучше других”. То есть, я просто должен рассказать девчонке правду? Если бы она имела в виду что-то другое, не послала бы с этой дурацкой политинформацией…»

— Наша страна совсем не такая, как ты думаешь, — наконец решившись, начал Теодор. — Здесь нет свободы слова, как на западе. Нет свободы мысли или самовыражения. Мало того, повсюду кишат информаторы секретной полиции — министерства государственной безопасности, то есть Штази. Главное, не привлекать к себе внимания. Только так можно выжить. Стоит пойти против них, и мигом пожалеешь, что родилась на свет. Сама недавно видела — их хлебом не корми, дай только вынюхивать врагов народа.

Катя слушала молча.

— А что еще хуже, БЕТА давят и давят. Они атакуют беспрерывно. Ты и представить не можешь, какая тьма народу уже погибла, пытаясь их сдержать. Не знаю, прямо сейчас или следующей зимой, но нас раздавят… стране осталось недолго, — с трудом выдавливая из себя эти слова, он мрачнел все сильнее. — Черт, да ты видела уже достаточно, чтобы понять! Это вовсе не та страна, где можно воплотить твои идеалы. Поэтому никогда, ни за что больше не вздумай перечить людям из госбезопасности и комиссарам! Да, и капитану Бернхард тоже, конечно.

Хотя Катя и кивнула, она все же нерешительно поинтересовалась:

— А… та история, что капитан Бернхард тоже из подручных Штази?..

— Известное дело. Говорят, она сдала своего старшего брата, как врага народа, и тем прославилась…

«В тот день она сама призналась», — хотел с сарказмом продолжить Теодор, и вдруг замолчал. Ему вдруг стало не по себе, и это ощущение никуда не хотело уходить.

— Страна полна таких предателей. Поэтому довериться здесь кому-то — чистое самоубийство. В момент станешь добычей шпиков госбезопасности.

На лице девушки было написано мрачное раздумье, но она все же воспротивилась:

— Постойте, но ведь…

— Из-за тебя мы все попали под надзор Штази. Хочешь — верь, хочешь — нет, но это действительно вопрос жизни и смерти. Если тебя арестуют, на нас на всех тоже повесят обвинения, — нависнув над Катей, он уперся в нее тяжелым взглядом. — Из-за тебя всю эскадрилью могут поставить к стенке. Поэтому больше никаких глупостей. Ты должна просто драться с БЕТА, как пилот 666-ой эскадрильи. И ничего больше. Будешь вести себя тихо, мы слова не скажем. Может быть, Штази со временем угомонится, и перестанет дышать нам в затылок, — устало вздохнул он. — На этом все. Пошли обратно. А то здесь и простудиться недолго.

Теодор уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился. Катя не сделала попытки двинуться за ним, и на ее лице испуганное недоумение, с которым она слушала, сменила странная решительность.

Они стояли неподвижно, а буран выл на разные голоса и хлестал струями снега.

Теодор почувствовал, как кровь начинает стучать в ушах, злость подкатила к горлу. Она что, так ничего и не поняла? Как еще объяснить? Или она нарочно?..

— Что молчишь?! Если есть, что сказать, давай! Знала бы, как бесит эта твоя тупость!.. — прожигая ее взглядом, он зло топнул ногой. — Идиотка, ты хоть понимаешь свое положение?! Нас загнали в угол! Одно неверное слово, и та волчица нас вмиг растерзает на куски! Или ты уже пожалела, что заявилась сюда?!..

— Неправда!.. Ничего я не жалею! И я как раз хочу понять, в каком я положении! — запальчиво возразила Катя.

— Так в чем тогда дело?! Ты что, в самом деле восхищаешься нашей чертовой страной?! Или тебя прямо распирает полюбоваться на социализм?..

— Неправда! Моя цель…

Катя поспешно зажала себе рот ладошкой.

— Цель?..

Теодор замер, точно онемев. Катин жест, прервавший готовые вылететь слова… значит, во все этой бессмыслице все же пряталась какая-то тайна?

— Какая… цель? — дрогнувшим голосом спросил он. Катя не ответила, и он яростно и угрожающе двинулся на нее.

— Колись! Зачем ты явилась в ГДР? Черт, да ты и в самом деле западная шпионка!..

— Нет! Но…

— Что «но»?..

— Я… я и так вам доставила проблем, товарищ Эбербах… не могу вас втягивать еще глубже!..

Секунду он не знал, что сказать.

— Дурочка, вспомнила, когда поезд уже ушел… поздно волноваться! Штази уже нацелилась на нас, если мы так будем тупить и водить друг дружку за нос, нас точно сожрут!

Молчание.

— Говори быстрей! Не бойся, я никому не скажу, ни Гретель, ни Айрисдине… ни штазевским засранцам.

На ее испуганном личике, казалось, остались лишь одни огромные карие глаза, умоляюще обращенные к нему. Теодор всем своим видом изобразил непреклонность. Поколебавшись несколько секунд, Катя опасливо попятилась и нерешительно пробормотала:

— Товарищ Эбербах, вы не слышали про генерала ННА Альфреда Штрахвица?..

Имя было незнакомое. Но смысл, который стоял за этими словами, заставил кровь заледенеть в его жилах.

— Погоди… так, значит…

Катя молча кивнула. Потом, прижав руку к груди, честно ответила:

— Я пробралась в ГДР, чтобы найти этого человека.

Когда Вальтер закончил говорить, в комнате, выделенной для инструктажа 666-ой эскадрилье тактических истребителей, повисло ошеломленное молчание.

— Все уяснили план назначенной на завтра оборонительной операции?

Вальтер обвел взглядом пилотов — здесь были все, кроме отправленных на отдых Кати и Анетт — и офицеров-механиков службы технического обслуживания эскадрильи.

— Зайти глубоко во фланг группировке БЕТА, атаковать и затем быстро отступить. Такова поставленная перед нами задача.

Взгляды устремились на экран проектора. На нем появилась карта местности со стрелкой, обозначающей направление наступления БЕТА, и подрезающими ее с флангов стрелками контратак, которые должны были провести четыре эскадры тактических истребителей ННА.

— Мы предполагаем, что с момента нашего прорыва до начала массированной бомбардировки пройдет примерно 30 минут. Необходимо задержать продвижение противника и в тесном взаимодействии с другими эскадрильями выиграть эти полчаса. Вопросы?

Никто из присутствующих не спешил реагировать. На лицах застыло мрачное выражение. Даже Гретель, которая уже имела определенное представление о характере операции, не составила исключения.

Теодор молчал. Теперь он не только понял, насколько трудным будет завтрашний день, но и догадался, что значил разговор, который вели на стоянке Айрисдина и Гретель. Откинувшись на спинку стула, перестав делать записи в блокноте, он сидел, горько скривившись, точно проглотил таракана — естественно, причина была вовсе не в тонкостях плана операции.

— Теперь перейдем к конкретным задачам, — продолжил Вальтер, переглянувшись с Айрисдиной, стоящей по другую сторону экрана. — Во-первых, боевое расписание личного состава эскадрильи…

На экране проектора появился список имен пилотов.

— …Командир эскадрильи и я, плюс оберлейтенант Еккельн — первое звено. Оберлейтенант Фам и унтерлейтенант Кшесинская, унтерлейтенант Эбербах и унтерлейтенант Вальдхейм — второе звено. Второе звено, как всегда, разбито на две пары. Во время атаки пара Фам будет представлять собой главные силы, пара Эбербаха — замыкающая.

Комиссарша тяжело вздохнула — изначально Теодор был ее ведомым, но необходимость позаботиться о Кате вынудила поставить его на новую позицию. Судя по всему, Гретель, не чувствовавшей полной уверенности в своих силах, это вовсе не понравилось.

— Кроме того, мне доложили, что наладка истребителя унтерлейтенанта Эбербаха будет завершена к середине ночи.

Теодор покорно кивнул — истребитель, на котором он летал до сих пор, получил страшные повреждения во время утренней катастрофы. Теперь для него спешно приводили в боеспособное состояние единственную резервную машину.

— Завтра в 10:00 эскадрилья выдвинется в составе сводной эскадры тактических истребителей «Ганнибал». К 11:00 мы должны сосредоточиться западнее развалин города Зелена Гура на территории бывшей Польской Народной республики. Там мы соединимся с эскадрой тактических истребителей «Томас Мюнцер» и будем ожидать приказа. По сигналу из штаба группы армий «Нейсе» мы при поддержке двух полков ударных вертолетов наносим удар по центральной группировке БЕТА, прорываясь в ее глубину. Боевое построение — клин. Наша эскадрилья пойдет на острие атаки.

На проекторе засветился строй из трех значков, выстроившихся клином, напоминающим перевернутую букву V. Посреди значков возник маркер, обозначающий штаб эскадры.

— Прорвавшись в глубину боевого порядка БЕТА, эскадрилья во взаимодействии с двумя другими эскадрильями оттянет на себя противника, замедляя его продвижение на запад. Отряд транспортных вертолетов сбросит нам боеприпасы для штурмовых орудий.

Заставить неуклюжие транспортные вертолеты нести боеприпасы в опасном небе над полем боя — одно это уже делало эту операцию чем-то исключительным.

— Затем, одновременно с появлением нашей авиации, эскадрилья начинает отход, прорываясь наружу из боевых порядков БЕТА в точку сбора — это опять Зелена Гура. Отход будет обеспечен ударом двух упомянутых ранее эскадр тактических истребителей министерства госбезопасности, — завершив фразу, Вальтер обвел взглядом слушателей. — Вопросы есть?

Фам подняла руку, и Вальтер кивнул.

— Не знаю, может быть, сейчас уже поздно об этом спрашивать… — она нерешительно взглянула на Айрисдину.

— Если хотите выразить сомнения по поводу операции, не стесняйтесь.

Фам, поблуждав взглядом по сторонам — словно ища подходящие слова — набрала побольше воздуха и брякнула:

— У нас действительно нет другого выхода?..

— Нет.

Ответ Айрисдины прозвучал безаппеляционно. На лице Гретель, как и ожидалось, вспыхнуло раздражение, но Айрисдина не дала ей вмешаться и, повернувшись к пилотам, заговорила, четкими стремительными штрихами обрисовывая обстановку:

— В результате прошлого массированного наступления БЕТА три укрепрайона на западном берегу Нейсе практически полностью разрушены. Очевидно, что сдержать новую атаку они не в силах. Но за их спиной — множество шахт и городов. Мы не можем допустить, чтобы БЕТА прорвались туда, и они стали полем боя. Наш долг — защитить людей и страну. Пусть удастся продлить оборону даже на один-единственный лишний день. Чтобы дать передышку истощенным сухопутным войскам, мы вступим в прямое противостояние с главными силами противника. Сейчас, в отличие от обычных лазер-ягдов, мы можем рассчитывать на поддержку других эскадрилий. С учетом истребителя нашего нового пилота, унтерлейтенанта Вальдхейм, мы выставим 7 МиГ-21, практически не снизив наш боевой потенциал.

— А что там было про две эскадры войск госбезопасности? — спросила Сильвия. Вопрос прозвучал довольно неформально, без лишнего чинопочитания, что, впрочем, объяснялось ее давним знакомством с командиром эскадрильи.

— Нам не сообщили, какие именно отряды будут нас поддерживать.

Выражение, с которым Сильвия кивнула в ответ на слова Айрисдины, выдавало мысль, которая вертелась на языке у всех. «Наверняка, это будут они».

— ...В такой ситуации мы не будем целиком полагаться на их помощь. Думаю, мы проложим себе дорогу для отхода самостоятельно. Если задача операции к тому моменту будет выполнена, или командование эскадры, или я без колебания отдадим такой приказ.

— Понятно.

— Если больше вопросов нет, инструктаж закончен. Замкомэска, благодарю. Эскадрилья, смирно! — поднявшись на возвышение у экрана, громко скомандовала Айрисдина.

Все пилоты вскочили, вытянувшись во фрунт.

— Мы — сильнейшая эскадрилья тактических истребителей ГДР. Задание будет, как всегда, тяжелым, но я уверена — если каждый выполнит свой долг, мы все вернемся обратно. Товарищ оберлейтенант, хотите что-то сказать?

Гретель кивнула, и приняла эстафету, выпятив грудь.

— В этой операции нам приказано выстоять в течение 30 минут. Основная задача — стянуть на себя как можно больше БЕТА. Западный берег Шпрее — сердце нашей страны. Как бы мы ни ненавидели кровопролитие, наш священный долг — сражаться насмерть, защищая Фатерланд.

Лозунги, одобренные главным политическим управлением, сыпались из нее один за другим.

— Но наша задача — не просто стоять насмерть! Мы не уроним чести Национальной Народной Армии, мы выполним задание партии! Покажем этим слизнякам мощь сильнейшей эскадрильи ГДР!..

Айрисдина прервала ее резким выкриком:

— Смерть инопланетным захватчикам! Раздадим им черные метки! Хайль дем Фатерланд!!!

— Благо Отечеству!!! — рявкнули пилоты.

— Унтерлейтенант Эбербах, задержитесь.

Получив команду разойтись после завершения инструктажа, пилоты встали и направились к дверям, но Теодора замер на полушаге, услышав слова Айрисдины. Лицо закаменело, а кровь отхлынула от сердца.

— …Что-то случилось?

— Нет, ничего особенного, — ответила она, но, конечно же, Теодор не поверил. «Наверняка, опять про нее…»

— Хочу услышать ваше мнение касательно унтерлейтенанта Вальдхейм. Способна ли она принять участие в завтрашнем вылете? — испытующе глядя в лицо Теодору, спросила Айрисдина.

— Уверен, справится, — изображая спокойствие, четко доложил он. — С того момента, как мы говорили, она неплохо восстановилась физически, политически неверных высказываний больше не допускала. Полагаю, нарушений дисциплины и самовольства… ну, как раньше... больше быть не должно.

— Вот как, — Айрисдина задумчиво покивала головой. — Значит, нам все же не придется противостоять БЕТА половиной штата эскадрильи. Хорошо.

Он промолчал.

— И еще одно, теперь уже про вас.

«…Что-то заподозрила?» — он привычно напрягся, но Айрисдина неожиданно заговорила совершенно о другом.

— Вы не переутомились? — удивительно, но ее голос и вправду звучал так, словно ее заботило здоровье Теодора. — На инструктаже я заметила, что вы морщитесь, словно от боли. Если вы получили какие-то травмы во время катастрофы бомбардировщика...

— Никак нет, здоров, как бык! — без запинки отрапортовал Теодор, незаметно ежась под испытующим взглядом глубоких лазурных глаз. — Воевать же нужно, какие тут могут быть травмы.

— Хорошо… но все же не лезьте на рожон, — Айрисдина протянула руку и мягко похлопала Теодора по плечу. Потом оглянулась и, убедившись, что другие пилоты не слышат, наклонилась к его уху и прошептала, — …Что до унтерлейтенанта Вальдхейм, то я снова доверяю ее вам. Может статься, и ее судьба, и судьба всей эскадрильи в этом бою будет зависеть от вас. Вы понимаете?

Он вздрогнул.

— Рассчитываю на вас, товарищ унтерлейтенант.

Сказав это, Айрисдина догнала ожидающего ее Вальтера и вышла из отсека для инструктажа. Теодор молча поднялся на ноги. Стараясь, чтобы на лице не отразились переполнявшие его эмоции, он стиснул кулаки. В голове крутились две мысли. Во-первых, Айрисдина, как и раньше, считает полезным использовать его, чтобы обеспечить выживание Кати и ее драгоценной эскадрильи. Более того, похоже, она ни о чем ином не догадывается — это слегка успокаивало.

А во-вторых…

Глядя в пол, он чувствовал, как нарастает раздражение.

«Насчет этой девчонки ты очень сильно заблуждаешься...»

Разговор с Катей, который случился несколько часов назад на продуваемой свирепым бураном крыше, отчетливо всплыл в памяти. То, что она рассказала о себе и своей цели, наверняка означало нечто очень-очень важное, хотя и совершенно сбило Теодора с толку.

— Найти этого гэдээровского генерала… так ты для этого сюда заявилась?..

Катя едва заметно кивнула. Похолодев, он едва сумел выдавить следующий вопрос.

— Но… зачем?

— …Этот человек мне очень дорог.

Он вспомнил разговор в ангаре.

«Точно! Тогда она что-то сболтнула про “одного человека”… так вот в чем дело!..»

— Поэтому, прежде чем БЕТА смешают с землей обе Германии… я хотела увидеться с ним…

— Он твой родственник?

— Я… не могу сказать.

У Теодора снова застучало в висках от ярости. Однако, видя смятение, страх и боль, отразившиеся на лице Кати, он заставил себя сдержаться. Раз она так упорно старается сохранить свою тайну, значит связь, соединяющая ее с тем человеком, очень глубока.

— Хотя я больше ничего не могу рассказать… я обязательно, обязательно должна найти его…

«Значит, они расстались еще до войны?..»

В довоенные времена западный немец мог на несколько дней приехать из Западного Берлина в Восточный — это разрешалось. Конечно, для восточных немцев такая поездка на запад уже была немыслима. Ведь Берлинская стена, разделяющая восточный и западный Берлин, была предназначена именно для того, чтобы не допустить бегства граждан ГДР в Западную Германию.

— Слушай, я так, на всякий случай, просто уточню — ты все же не шпионка или диверсантка?

— Конечно нет! Мне бы просто… просто храбрости не хватило.

— …Сказала та, которая по собственной воле сбежала в Восточную Германию.

— Если честно… я и не собиралась перебегать. До того, как вы меня спасли, товарищ Эбербах, я думала искать того человека, оставаясь в бундесвере. Нужно было только попасть на восток…

Он вздохнул.

Судя по тому, как решительно Катя на допросе отказалась говорить про свою бывшую часть, так оно и было.

— Но… только… вы не думайте!.. — Катя виновато подняла глаза. — То, что я всегда восхищалась ГДР — правда! И мне всегда хотелось защищать обе Германии! Поверьте, я говорила так не затем, чтобы вас обмануть!..

«Да уж, пожалуй. Если бы у нее была задача пробраться сюда и вкрасться в доверие, зачем бы она тогда стала пререкаться с комиссаршей и штазевцами?» — хмыкнув, неохотно признал он.

— Так что же ты собиралась делать? Единственное, чего можно добиться, пробравшись в нашу эскадрилью — попасть на зуб к БЕТА.

— Искать. Ну, в газетах, в архивах — я думала начать оттуда.

— Он что, такая знаменитость?

— Не знаю. Я только слышала, что он воевал в Центральной Азии и на Украине.

Центральная Азия и Украина стали полем битвы еще на первом этапе великой войны с БЕТА — с 1973 по 1978 год.

«Хм. Генерал ННА, участник тех событий, семидесятые годы…»

В училище Теодор прослушал курс военной истории, и на ум ему довольно быстро пришло имя Альфреда Штрахвица.

— Я с самого начала собиралась вести поиски одна, не хотела доставлять другим людям неудобства… Не то, чтобы у меня не было родственников на Востоке, но я и не думала на них полагаться. Все равно связаться с ними невозможно…

Он перевел дыхание, немного успокоившись. Непохоже, чтобы Катя обманывала. Кроме того, решиться просить политического убежища с единственной целью — встретиться с кем-то… это вполне соответствовало характеру этой девушки, насколько он мог судить.

Тем не менее, доказательств того, что она говорит правду, не было. Все равно нельзя было поручиться на сто процентов, что Катя не опасна.

«Как ни крути, про эти поиски она от нас скрыла. И, между прочим, вот, пожалуйста — уже пробралась в ГДР…»

Тоскливо глядя на взволнованную признанием Катю, он чувствовал, как внутри борются гнев и растерянность.

«Вот ведь подставила, идиотка! Что будет, если об этом узнает комиссарша Гретель или Штази?..»

С другой стороны, появление Кати позволило эскадрилье поддерживать боеспособность на приемлемом уровне. И то, что она была готова сражаться в рядах ННА, в какой-то степени и для самого Теодора повышало вероятность вернуться из боя живым. Прежде, чем принять решение, следовало узнать побольше. Приняв решение, Теодор отбросил колебания.

— Но хотя бы прямо сейчас ты ничего такого подозрительного не собираешься делать? — с мрачной надеждой спросил он.

— Нет, но…

— Если задумала что, говори сразу!

— …Понимаете… когда вы меня спасли, там был такой подсумок…

— А-а-а… так капитан Бернхард его тебе еще не вернула, что ли?

— Не вернула. По правде, там медальон, где спрятана фотография того человека…

«Идиотка!» Теодор лишь страшным усилием воли подавил первый порыв и не заорал во весь голос. Но Катя, похоже, даже не понимала, какие глупости говорит, и продолжала.

— С первого взгляда ее не заметить. Может быть, ее не нашли…

Теодор стиснул зубы. Айрисдина была инициатором того, чтобы принять Катю и восстановить боеспособность эскадрильи. Но ведь она оставалась ищейкой Штази! Если Айрисдина узнает тайну перебежчицы из бундесвера, то, скорее всего, сдаст ее, решив, что опасность, которую представляет собой Катя, больше чем польза, которую из нее можно извлечь.

«Но, как ни крути, она держит нас за горло»…

Поняв, что сейчас ничего уже не поделать и остается только смириться, он еще раз горько вздохнул. Однако из всего этого можно было сделать несколько выводов.

— Ладно, пока на этот счет не волнуйся. Раз тебя еще не арестовали, скорей всего, действительно не нашли. И, так и быть, я попробую поискать этого твоего человека — в пределах разумного, конечно.

— Подождите, товарищ Эбербах, ведь это же опасно!..

— Если ты сама начнешь разнюхивать, тебя с твоей наивностью повяжут в следующую же секунду. И я же говорю — «в пределах разумного». Не думай, что позволю тебе втянуть меня в какую-то дрянь так, чтобы я об этом и не подозревал.

Катя промолчала.

— А ты в обмен на это будешь сидеть смирно. Ниже травы, тише воды и дышать через раз, — глядя девушке в глаза, он нацелил на нее указательный палец. — И больше не води меня за нос. Если спрашиваю — отвечай честно. Поняла?

Судя по всему, Катя смирилась. Послушно кивнув, она потупилась, глядя на снег под ногами.

— …Извините. Это ведь и для вас может закончиться несчастьем.

— Помолчи лучше! — бросил он, подняв глаза к пепельному небу, и добавил потише. — Просто я не люблю оставаться в долгу.

«Как ни крути, первым делом надо узнать, кто же такой этот ее “дорогой человек”»…

Выйдя из отсека предполетного инструктажа, Теодор с непроницаемым лицом зашагал по коридору, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Хотя он и не выдал этого Айрисдине, кое-какой материал для размышлений у него уже имелся.

«Неизвестно, родственник ли он ей или кто там еще… но она сбежала из Бундесвера именно ради него…»

Теодор вдруг почувствовал, что упорство этой наивной девчонки заставило заныть его собственные старые раны. Он сам сдался на милость палачей и поднял руки. Катя, похоже, не собиралась отступать.

«Что же теперь будет?..»

Перед глазами встали угрожающие силуэты истребителей эскадры «Вервольф», разбудившие в памяти кошмары трехлетней давности. По позвоночнику вновь прошлись ледяные коготки.

Очевидно, что разделив этот секрет с Катей, он снова противопоставил себя всесильному Министерству госбезопасности.

«Нет, неправда!.. Я собираю информацию только затем, чтобы защитить себя самого!.. — пытаясь сдержать поднимающийся ужас, пробормотал он. — И потом, она же еще не сделала ничего такого, противозаконного! Все будет хорошо!..»

Покрутив шеей, Теодор ускорил шаг.

Все это время его грызло воспоминание о сладкой приманке, которую выложила перед ним страшная командирша эскадры «Вервольф». Если он сдаст Катю как «врага народа», то с него не только снимут подозрение в политической неблагонадежности, но и появится возможность узнать что-то о судьбе родных. Он не надеялся, что они выжили, но так он хотя бы перестанет терзаться неизвестностью… А еще, может быть, получится узнать, кто же все-таки тогда предал их всех, отдав в руки Штази.

«Наверняка … предатель тоже хотел спасти свою шкуру»…

Зачем же теперь ради совершенно чужой ему девчонки-перебежчицы загонять себя в угол? Что плохого в том, чтобы поддаться на заманчивое предложение? Может так получиться, что, сдав Катю, он еще и спасет всю эскадрилью. Что бы там ни задумала Айрисдина, если слить в Штази информацию о цели, с которой Катя записалась в ННА, все будет кончено.

Мелко трясясь от чего-то, до противного напоминающего страх, Теодор повернул в ту сторону, где находился бокс Кати — нужно было передать ей содержание инструктажа.

Подразделения тактических истребителей вооруженных сил госбезопасности дислоцировались на базе, затерянной в обширных лесах Шпревальда к югу от Берлина.

— Завтра мы впервые примем участие в боевых действиях против БЕТА, — с торжественным выражением на лице заявила Беатрикс Бремер.

В жарко натопленном отсеке для инструктажа собрались все пилоты эскадры тактических истребителей «Вервольф». В общей сложности здесь насчитывалось более 50 летчиков — причем и личный состав, и доверенная им техника были самой высшей категории. Большинство пилотов были набраны из рядов Национальной Народной Армии, после чего прошли специальную переподготовку на курсах, принадлежащих вооруженным силам госбезопасности.

Комиссара в эскадре не имелось. Поскольку в ее ряды зачислялись исключительно пилоты, выдержавшие самую строгую проверку на политическую лояльность, считалось, что в комиссаре нет необходимости. По этой причине командование эскадрой было единолично сосредоточено в руках ее начальника, майора госбезопасности Беатрикс Бремер.

— Детали операции изложит представитель оперативного штаба.

— Оберст-лейтенант Хайнц Аксман, — вежливо представился тот, поднявшись на подиум. Пилоты встретили его взглядами, полными уважения, и Аксман начал свой доклад. Он практически полностью повторил то, что было изложено на вчерашнем военном совете штаба группы армий Нейсе.

— ...На этом все. Учтите, что необходимость гибко реагировать на изменение тактической обстановки побудила командование группы армий Нейсе предоставить нам большую свободу в ведении боевых действий.

Пилоты согласно закивали с серьезным выражением лиц. Впрочем, это было логично — ведь до сих пор эскадра тактических истребителей вооруженных сил госбезопасности вообще ни разу не действовала в подчинении Национальной Народной Армии. Аксман, кивнув, сошел со сцены. На его место поднялась Беатрикс.

— Штаб эскадры будет принимать решения, основываясь на тактической обстановке. По этому поводу можете не волноваться, — усмехнулась она, смерив пилотов взглядом, в котором проглядывали самоуверенность и превосходство. — Это первый бой эскадры против инопланетных захватчиков. Чтобы стать лучшими из лучших, вам нужно получить опыт боевых действий не только против людей, но и против БЕТА.

Сделав небольшую паузу, Беатрикс обвела подчиненных пристальным взглядом.

— А еще я приказываю всем сохранять бдительность! Мерзкие чудовища ведут себя совсем не так, как люди. Но мы пойдем в бой с уверенностью в победе, пусть даже и не можем пока полностью доверять надежности МиГ-23. Всем ясно?!

— Так точно! — одновременно рявкнуло множество голосов.

В глазах пилотов не было сомнения. Все они поклялись в беззаветной верности командиру эскадры. Отряд, специально отобранный для грязной работы, под командованием не боящейся запачкать руки Беатрикс, уже был крепко повязан прошлыми делами.

— Однако же, я удивлен, майор Бремер, — выждав, пока все пилоты эскадры организованно покинут помещение, Аксман подошел к Беатрикс. На его губах змеилась тонкая усмешка. — Из-за какой-то маленькой проблемки командир эскадры «Вервольф» лично вламывается на базу ННА во главе целой эскадрильи. Хотя ваши полномочия и допускают подобное, вам не кажется, что это немножко через край?

— Уверена, что в поисках врагов народа компромиссы недопустимы, — приподняв бровь, заметила Беатрикс. — Неужели оберст-лейтенант Аксман, прозванный «Зверюгой Хайнцем», считает по-другому?

— Что меня несколько беспокоит, так это реакция ННА, — с ненатуральной озабоченностью пожал плечами Аксман. — Лично я считаю само собой разумеющимся то, что бежавшего с запада пилота следует изолировать и проверить, не шпион ли это. Но помните, вы имеете дело с армейской элитой. Мы запустили руки глубже, чем следует, и, естественно, следует ожидать определенного противодействия. Боюсь, это может углубить противоречия армии с вооруженными силами госбезопасности.

— Ах, неужели вы намерены принять сторону ННА, оберст-лейтенант?

— Ни в коем случае. Моя верность навсегда принадлежит партии и министерству государственной безопасности. Я всего лишь считаю, что если армейцы станут еще более неуступчивыми, чем сейчас, их уже не удастся заставить провести такую операцию.

— В любом случае, не стоит беспокоиться из-за этих трений. Вооруженные силы госбезопасности по сути своей противоположны ННА, и соперничества не избежать. Все равно армейцы не в силах противостоять нам.

— Кстати, люди из Москвы, с которыми вы так дружны, что-то разъяснили?

— Какие смешные вещи вы говорите, оберст-лейтенант. Разве после вторжения БЕТА от Москвы не осталось одно название?

— Ой, простите великодушно, — с приклеенной улыбочкой Аксман сказал, — …Как бы то ни было, рассчитываю на вас в завтрашней операции. Ради победы эскадра не должна жалеть никаких усилий.

— Безусловно. Ведь для того мы и прибыли сюда…– ответила Беатрикс, лицемерно усмехнувшись, и положа руку на сердце, как при клятве. — Мы добьемся победы, которая так нужна Фатерланду. Даже если воды Нейсе станут красными от крови наших товарищей.

В помещении штаба сводной эскадры тактических истребителей «Ганнибал» было тихо. Все штабные офицеры сейчас трудились в поте лица в ангарах вместе с техниками и пилотами, проверяя перед завтрашним вылетом каждый истребитель, каждый снаряд.

Марай представляла собой исключение. Весь вечер она корпела над рапортом по поводу стычки пилотов 666-ой эскадрильи с командиром эскадры «Вервольф». Теперь, когда ей помимо командования штабным звеном приходилось выполнять обязанности начальника штаба, стало просто некуда деваться от бумажной работы.

«О-хо-хо-хо, в последнее время от этого отряда одни неприятности…»

Перед внутренним взором всплыл чеканный профиль командира 666-ой эскадрильи, и Марай раздраженно застучала пальцами по клавиатуре.

«Почему эти наглые госбезопасники положили глаз на сильнейшую эскадрилью ННА? Может быть, через нее они хотят нанести удар по престижу всей армии?..»

С точки зрения Марай, измотанную 666-ю эскадрилью лучше было бы использовать в маневренной обороне, чем бросать в самоубийственные лазер-ягды в глубине боевых порядков наступающих группировок. Таким образом, «сильнейшая эскадрилья ГДР» не подвергалась бы опасности полного уничтожения, и ее громкое имя можно было бы без опаски использовать в политической и пропагандистской работе. Собственно, во многом для этого эскадрилью и сохраняли в непосредственном подчинении штаба восточной армии.

Однако, из-за ухудшения обстановки об этом не стоило и думать. Фронт, который трещал по швам, не позволял держать 666-ю эскадрилью в тылу, подобно преторианцам.

«А может быть, в верхних эшелонах сейчас как раз намерены похвалиться успехами 666-й на фронте?..»

Услышав в помещении штаба эскадры, где сейчас никого не должно было быть, какой-то шум, Марай вернулась к действительности. Кажется, звук донесся из кабинета командира эскадры. Она подошла к двери и постучала. Изнутри отозвались, и она с удивлением узнала голос Ганнибала.

— Разве вы не должны сейчас отдыхать?.. — спросила она, открыв дверь.

Ганнибал неподвижно сидел за столом. На его лице застыло тяжелое раздумье. Оглянувшись, чтобы убедившись, что вокруг никого нет, Марай подошла к человеку, к которому относилась с восхищением и любовью, взяла его руку и озабоченно проговорила:

— Вы совсем о себе не думаете. Наверное, лучше бы лечь пораньше…

Ганнибал молчал. Его взгляд не двигался, устремленный в одну точку. Марай сразу догадалась, куда именно.

— Ваша семья?..

— Да. Десять лет прошло, — устало кивнул Ганнибал, не отрывая взгляда от простой деревянной рамки с фотографией. — Сейчас и представить себе невозможно… но тогда я был счастлив.

Марай промолчала. Ганнибал никогда раньше не упоминал при ней о своей семье. Она тоже не пыталась его расспрашивать. По обоюдному согласию их личные отношения оставались такими же суровыми и лаконичными, как переговоры на боевой радиоволне.

На фотографии были запечатлены молодой еще Ганнибал, женщина — видимо, его жена — и двое сыновей. Они счастливо улыбались, снятые, судя по всему, перед своим домом.

— Изо всей семьи в живых остался только я. Сыновья погибли на войне. Кузен жены оказался одним из лидеров антигосударственного движения… и она тоже попала в исправительно-трудовой лагерь. Я… не знаю, что с ней стало. Тогда… я не смог ничего сделать для любимой... — губы Ганнибала исказила гримаса, в которой читалось презрение к себе. — Самого меня не арестовали, но, наверное, в моем сердце уже не осталось ничего человеческого. Боюсь, даже ты мне была нужна лишь для того, чтобы утешиться, сбежать подальше от реальности…

— Но…

Горько опустив уголки губ, она сжала руку Ганнибала. Марай понимала, почему он так говорил. Выплакав все слезы, он искал утешения, пусть эфемерного — как и она сама. Ей, год назад тоже потерявшей на поле боя любимого, как никому другому было понятно желание избыть эту боль, забыться — хотя бы на секунду.

— Майор, если вы позволите себе погибнуть, то и эскадре конец. Поэтому не надо… о грустном.

— Знаю. Но и для оптимизма оснований нет, — ответил он так тихо, что Марай едва расслышала. — Я не понимаю, чего они хотят добиться.

Мгновение помедлив, она кивнула.

Их — то есть Штази — действия сильно насторожили и Марай. Министерство госбезопасности пошло со своей козырной карты, которой являлась эскадра «Вервольф». Безусловно, там что-то замышляли.

— Но мы не можем просто сдаться, упасть перед ними на колени. На наших плечах — будущее страны, судьба нашего народа, — слова Ганнибал звучали твердо, хотя на лице была написана боль.

Мужественно противостоя врагам человечества, БЕТА, солдаты ННА одновременно принуждены были защищать тиранию государственной власти… конечно, Ганнибал, потерявший родных из-за войны и государственного террора, не мог забыть об этом, не мог отрешиться от ненависти и жажды мести.

— Именно потому я хочу попросить тебя.

— О чем?

— Ты знаешь командира 666-й эскадрильи, капитана Айрисдину Бернхард? Я хочу, чтобы ты сошлась с ней поближе.

Эти неожиданные слова заставили Марай вздрогнуть.

«Нет, я не ошиблась!.. Ганнибал действительно почему-то неравнодушен к этой женщине!»

— …Н-но …зачем? И как я могу… она же сдала родного брата! Хотите, чтобы я обнималась с предательницей?.. — не очень уверенно запротестовала она, понимая, как некрасиво выглядит ее ревность, и осуждая себя за нее,

— Ты действительно в это веришь?.. — несмотря на резкий ответ Марай, в голосе Ганнибала не было злости. Скорее, он звучал просительно. Но она не могла остановиться.

— Бернхард принесла родного человека в жертву ищейкам, и при том смотрит на всех вокруг высокомерно, как принцесса... совершенно не собирается раскаиваться — как еще я должна к ней относиться?!

— Все не так просто...

Что он имел в виду? Впрочем... если предположить Айрисдина предала родного брата, считая, что делает это ради государства, то не было бы ничего удивительного в том, что она поступала бы так и дальше — хотя бы для того, чтобы оправдать свое поведение в собственных глазах. Однако Айрисдина не делала этого. Не обращая внимания на презрение окружающих, командир 666-й эскадрильи сражалась так храбро и честно, что это невольно вызывало уважение. Может быть, она пыталась искупить свой грех? Не исключено, что за кулисами скрывалось что-то еще.

«…Но все равно… предательница, стукачка…»

— Понимаю твои чувства. Но если меня не станет, и так немногочисленных людей, на которых она может опереться, останется еще меньше. Подумай. Даже если считать ее ищейкой Штази, ей нельзя отказать в полководческом таланте. Если Бернхард погибнет, от этого пострадают наши люди. Ведь так?

Марай еще несколько секунд поколебалась — и нерешительно кивнула. Если принимать решение, отбросив в сторону эмоции, она готова была согласиться. Правда, слова Ганнибала звучали почти как завещание…

— …Хорошо, я сделаю, как вы скажете. Но мой долг, как начальника штаба эскадры, предотвратить такое… такой исход, — в обращенном на Ганнибала взгляде была искренняя мольба. — Я буду вас защищать, даже если это будет стоить мне жизни...

Ганнибал мягко улыбнулся.

— Благодарю. Тогда в опасности, когда потребуется собрать всю оставшуюся храбрость, я буду шептать твое имя.

— Что?.. П-подождите, я не… я недостойна!..

Нежно погладив волосы Марай, залившейся краской, Ганнибал улыбнулся.

— Нет-нет, мне лучше знать. И запомни… даже в смерть я уйду с твоим именем на устах — надеюсь, мне хватит времени повторить его трижды.

На базе Коттбус имелась Ленинская комната — помещение, размерами и обстановкой напоминавшее класс начальной школы. Она была предназначена для политинформации и, несмотря на громкое имя, представляла собой маленькую библиотечку, где на полках стояли труды Маркса и Энгельса, вроде «Манифеста коммунистической партии», популярные журналы и прочая периодика, плюс довольно разнообразный набор книг. На столах в углу виднелись несколько персональных компьютеров, подключенных к общей военной сети данных. Естественно, вся история запросов и обращений к базам данных обязательно записывалась для сведения комиссаров или сотрудников госбезопасности.

— Ага. Вот здесь, кажется… — пробормотал Теодор, вращая ручку диапроектора, на котором просматривал переснятую на микрофильм старую газету. Этот номер пошел в печать 18 февраля 1976 года.

«Вооруженные силы Организации Варшавского договора остановили вторгшиеся на Украину орды БЕТА на рубеже реки Донец…»

На передовице, под броским заголовком, его глаза выхватили информационную статью.

«Ведущую роль в этой победе сыграл командующий 1-вым танковым корпусом армии ГДР генерал-лейтенант Альфред Штрахвиц».

Теодор уже пролистал множество газет того периода. Как он и думал, в материалах, посвященных военной кампании на Украине, это имя упоминалось чаще прочих. Известный военачальник первого периода великой войны неплохо подходил к скупому описанию того загадочного человека, которого искала Катя.

Сбоку от проектора громоздилась еще целая гора микрофильмов с газетами, посвященными разразившейся в те годы великой войне с БЕТА. Теодор заказал их, притворившись, что ему нужны материалы, чтобы провести сеанс политинформации для своей подопечной.

«Не мог же я просто так, ни с того, ни с сего, с честными глазами пойти искать имя в военной базе данных...» — с сарказмом думал он, разматывая катушку с очередным микрофильмом.

Он взглянул на часы — было 7:45. До начала предполетной подготовки осталось полчаса — скоро надо будет выметаться отсюда. Однако, покопавшись в старых изданиях, он уже нашел какие-то следы. Потом, не забывая об осторожности и скрытности поисков, надо будет обыскать электронную базу данных.

Генерал-лейтенант Альфред Штрахвиц, который стал предметом его исследований, судя по всему, участвовал в оборонительных боях на Украине до 1977 года и отличился, дважды восстановив прорванный фронт на рубеже Днепра, после чего во главе своего 1-го танкового корпуса вернулся в ГДР.

«Мне тогда было лет 11 или 12…»

В те времена Теодор бегал в школу, а после уроков вместе с Лиз и друзьями гулял по тогда еще мирным улицам Восточного Берлина — совершенно не представляя, какая катастрофа ждет впереди.

Отогнав мрачные воспоминания, он взглянул на передовицу газеты, где сообщалось о начале операции «Палеолог».

«Тогда еще же и не начинали развертывать тактические истребители. Главной ударной силой были танковые корпуса с обычными танками. В тех боях у них даже не было защиты — мощной фортификационной полосы, вроде рубежа Одер-Нейсе. Страшно представить, какая там была мясорубка…» — с этой мыслью к нему пришло ясное осознание того, каким военным талантом должен был обладать человек уровня генерала Штрахвица. Однако…

«Что это значит?..»

Быстро размотав пленку, он удивленно поднял брови.

«…Где же его имя в сообщениях про саму операцию «Палеолог»?»

Быстро прокрутив газеты, которые выходили уже после завершения кампании, он тоже нигде не нашел имени генерала Штрахвица. Командование 1-м танковым корпусом принял другой генерал. Во всех газетах, вышедних позже, это имя тоже не упоминалось.

«Странно все это, — подумал он с неприятным предчувствием. — Имя самого известного боевого генерала ННА просто взяло и исчезло»…

Если бы тот погиб в бою, умер по какой-то другой причине или уволился из рядов вооруженных сил, то это обязательно должно было быть официально документировано. Чувствуя, как внутри начинают шевелиться подозрения, Теодор повернулся к насстольному компьютеру и вставил в приемник свой военный билет, чтобы получить доступ к армейской базе данных. Вызвав короткую справку, он сможет, как минимум, убедиться, что упомянутый человек действительно возглавлял 1-й танковый корпус вооруженных сил организации Варшавского договора во время кампании на Украине. Если это непонятное замалчивание сохранится, нужно будет дополнительно поискать в личных делах других военных, связанных с теми событиями — может быть, получится найти какие-то следы.

В следующий момент после того, как его палец нажал клавишу, запускавшую поиск информации, Теодор замер.

«Информация по запрошенному имени в базе данных отсутствует».

Его собственное лицо, отражающееся в дисплее, затвердело. Он почувствовал себя так, словно набрал полный рот хрустящего на зубах песка.

«…Как такое может быть? Он же прослужил в армии много лет... всем известно, что за каждым военнослужащим всегда остается хвост бесчисленных бумажек».

Но даже среди материалов и наградных листов за заслуги в украинской кампании на офицеров штаба 1-го танкового корпуса и участвовавших в разработке плана вместе со штабом вооруженных сил ОВД восточногерманских членов СЕПГ наградных листов на самого генерала Штрахвица не нашлось. Создавалось впечатление, будто все документы, связанные с его именем, куда-то пропали.

«…Удивительно. Ведь про него писали в газетах. Почему же?..»

Осознание пришло немедленно. С разошедшимися тиражами газет невозможно было что-то сделать, а вот документы в архиве или базе данных можно без труда подделывать и корректировать. Личность этого человека была сознательно стерта кем-то — армией или партией — так, словно его никогда не существовало.

«…Неужели такое возможно?!.. — думал он, с нарастающим ужасом листая страницы, где уже не встречалось имени генерал-лейтенанта Штрахвица. — Насколько должна прогнить страна, поступающая так со своими людьми? Генерал стал неугодным? Но чем же он мог провиниться?..»

Покопавшись еще минут пятнадцать, Теодор выключил поисковую программу. Поднялся и постоял не отрывая взгляда от потухшего дисплея.

Он уже начал догадываться, в чем могло быть дело, но поднимающаяся злость не давала мыслить логически.

«Чертова соплячка… так и знал, что добром это не кончится. Но что ее связывает с таким опасным человеком? При чем здесь Штрахвиц?..»

— Что вы здесь делаете, товарищ унтерлейтенант?

Теодор чуть не подпрыгнул до потолка, сердце испуганно затрепыхалось — однако, собрав все душевные и физические силы, он изобразил полнейшее спокойствие.

Позади стояла Гретель, держа в руках стопку армейских уставов.

— Нечасто вас здесь застанешь. Что-то случилось? — удивленно поинтересовалась она. К счастью, подозрения на ее лице пока еще не было.

— Э-э-э… никак нет. Подбираю материалы, чтобы провести политинформацию для унтерлейтенанта Вальдхейм… — хотя он уже опомнился и выдал заранее заготовленную отговорку, слова предательски застревали в горле.

— Хмпф! По милости этой девчонки и мне, и вам прибавилось работы. На носу боевой вылет, а мы встречаемся в библиотеке, — сердито фыркнув, Гретель уселась за соседний стол и включила компьютер.

Теодор потихоньку перевел дыхание — похоже, комиссар удовлетворилась его объяснением. Даже если он сейчас продолжит копаться в документах и личных делах, она вряд ли увидит в этом что-то неестественное.

«Что же делать? А ведь она тоже может что-нибудь знать…»

Несколько секунд поколебавшись, он нерешительно спросил:

— Разрешите вопрос, товарищ оберлейтенант?

— Вопрос? Задавайте, — продолжая щелкать компьютерной мышкой, ответила она.

— Касательно политинформации для унтерлейтенанта Вальдхейм…

— Что, хотите, чтобы я сама ее провела?

— Нет, я понимаю, как вы заняты, товарищ оберлейтенант.

— Тогда что же?

— Понимаете, у меня нет уверенности, что Вальдхейм, с ее характером, не воспримет мои слова поверхностно. Вряд ли у меня получится так убедительно говорить, чтобы достучаться до сердца…

— Неужели я должна прочитать вам лекцию по методике проведения политинформации? — Гретель умолкла, размышляя. Вероятно, она с неудовольствием вспомнила, что и сама не сумела еще промыть Кате мозги так, чтобы та не болтала лишнего. Теодор продолжил, исподволь направляя разговор в нужном направлении:

— Конечно, я и сам понимаю, что по-хорошему такого политически неграмотного солдата лучше бы отправить в тыл на переподготовку. Но людей мало, и не хочется повредить боеспособности эскдрильи. Вот и подумал — чтобы ее застращать, как следует, не привести ли в пример суровое наказание, которое полагается всяким военно-политическим преступникам?

Теодор сделал вид, что погружен в раздумья, и, обратив рассеянный взгляд на Гретель, принялся задумчиво бормотать:

— …Хммм, пригрозить расстрелять вместе со всеми родственниками?.. Неплохо, но Вальдхейм — политэмигрантка. Наверное, этим ее не пронять. Вот если бы у нее нашлись родственники на востоке…

Теодор не считал, что Катя действительно может сейчас поплатиться так сурово за неосторожные слова — особенно, если учесть покровительство Айрисдины, для которой боеспособность эскадрильи была превыше всего. Но игра с огнем — то есть со вспыльчивой комиссаршей — все равно заставила почувствовать на спине холодные мурашки. Однако он продолжал, словно говоря сам с собой:

— …Да, полезно было бы выяснить… может быть, мне самому ее расспросить, чтобы без проволочек?..

— Это вовсе не то дело, в которое вам стоит совать нос, — не выдержала Гретель. — Впрочем... сейчас нет особых причин скрывать эту информацию. Вам не повезло. Судя по всему, у нее нет родственников в ГДР. Хотя это лишь предварительный результат и расследование еще продолжается.

«Получилось! Отлично, но, может быть, она еще о чем-нибудь проболтается? Вдруг где-то здесь кроется ключ к разгадке?»

— Жаль. Э-э-э, полагаю, воспитательное членовредительство тоже не годится. Особенно, если глянуть с точки зрения поддержания боеспособности эскадрильи. Вот уж не думал, что политическое воспитание — такая трудная задача!.. — аккуратно подлизнулся Теодор, делая вид, что в самом деле принял близко к сердцу проблемы, над которыми билась товарищ оберлейтенант, и одновременно зорко следя за выражением ее лица.

Гретель фыркнула, не клюнув на лесть, но потом все же задумчиво подняла глаза к потолку, размышляя над сказанным.

«…Так, а если попробовать по-другому?..»

Осторожно покатав слова на кончике языка, Теодор зашел с другой стороны:

— Товарищ оберлейтенант, а неужели для преступников нет наказания хуже расстрела? — подкинул он наживку, старательно изображая, что это только что пришло ему в голову. — Скажем, если нет возможности казнить родственников, но нужно подобрать что-то еще более суровое?..

Если кто-то и когда-то действительно стирал подобным образом следы существования какой-то исторической личности, можно было рассчитывать на то, что дотошность Гретель заставит ее проговориться. Теодор сделал ставку и оказался прав. Комиссарша вздохнула и пробурчала:

— Если уж вы намерены копаться в истории… Слышали про Льва Троцкого?

— Э-э-э, только имя. Да, точно, в начале революции был такой, — единственное, что помнил Теодор, что так звали одного из лидеров русских большевиков, от которого ВКП(б) позднее избавилась. Но озвучивать это он не стал.

— И все? — в ответ на вопросительный взгляд Гретель Теодор кивнул.

— Вам есть куда расти в плане политической грамотности! — саркастически заметила Гретель, но потом все же продолжила с лекторскими интонациями: — Троцкий был одним из руководителей русской революции. В то время он фактически занимал пост номер два после Ленина. Однако Сталин, который стал генеральным секретарем ЦК ВКП(б), счел его опасным соперником. Поэтому, добившись полной власти, Сталин приказал убить Троцкого.

Теодор внимательно слушал.

— Но одним этим он не ограничился. Чтобы сторонники Троцкого никогда больше не смогли подняться и отомстить, Сталин приказал полностью стереть личность Троцкого из истории. Во времена правления Сталина на любое упоминание о Троцком было наложено табу, а его имя удалили из газет и книг, отовсюду. Да, конечно, все его родственники и сподвижники были истреблены. Естественно.

Теодор поперхнулся, почувствовав, как кровь отхлынула от лица. Если такое уже было сделано в Советском Союзе, он не удивился бы, узнав, что это повторилось и в ГДР.

— Что это вы побледнели? Успокойтесь, у нас такие политические приемы не используются. Социалистическая единая партия Германии после смерти Сталина полностью поддержала политику СССР на развенчание культа личности. ГДР — демократическая страна, мы даже отрицаем сталинскую диктатуру пролетариата, — приняв реакцию Теодора за удивление недоучки, Гретель усмехнулась, очевидно, гордясь своими познаниями. Для нее, как для комиссара, все это было азбучными истинами.

— С Троцким, пожалуй, был экстраординарный случай. Как бы то ни было, чтобы с кем-то поступили вот так, полностью стерев из истории, он должен быть виновен в каком-то необычайном, чудовищном преступлении. Такие фигуры если и были — то очень мало, понимаете?

Теодор едва сумел кивнуть в ответ.

Козырнув комиссарше, он, нетвердо стоя на ногах, собрал набранные для прикрытия боевые наставления по тактическим истребителям, сунул под мышку и ретировался в коридор. За окнами, по обыкновению, бесновалась и завывала вьюга. Сбежав от властной над его жизнью и смертью собеседницы, он мог думать лишь об одном:

«…Проклятье, ну что же это за наказание?! — Голова кружилась, нагоняя тошноту, сердце стучало, словно колокол, все быстрее и быстрее. — Почему соплячка разыскивает не кого-то, а именно этого генерала, о котором запрещено даже вспоминать?! Вырезать всю семью?.. Да что же это такое!.. Неужели не могла выбрать кого-то попроще?!»

Он с ужасом осознал глубину ловушки, которую несколько минут назад и представить себе не мог. Если Катя имеет хоть какое-то отношение к столь опасному человеку, то в тот же миг, как кому-то удастся разоблачить причину ее просьбы о политическом убежище, и Катя, и Теодор будут немедленно и безусловно казнены.

«Черт!.. Да что же такое натворил этот Штрахвиц?!..»

…В этот миг тишину разорвал пронзительный вой сирены.

«Что?!..»

Тишину коридора нарушили громкие крики и топот сапог бегущих солдат. За последние два года ему и его товарищам не раз приходилось слышать эту сирену. Душераздирающий вой будил в сердцах самые отвратительные предчувствия — это был марш надвигающейся смерти.

Код 991 — этот сигнал означал внезапное нападение БЕТА.

— …Именно сейчас?! — он застонал, словно проклиная весь мир. — …Ну, выбрали же момент, чудовища проклятые!!!

Ангар превратился в настоящий бедлам. Орали механики, носились автокары — погрузчики боеприпасов, с низким рельсовым гулом раздвигались технические мостки.

«Вот она, настоящая передовая база!..»

Катя со всех ног мчалась к боксу ожидания пилотов сквозь шум, гам и суматоху.

«Мой первый настоящий бой в ННА!.. Первый раз, когда я поведу в атаку “Балалайку”!»

Ее грызла тревога — сможет ли она, как следует, управлять МиГ-21, новым для нее истребителем? Сумеет ли не отстать от остальных пилотов? Согласится ли унтерлейтенант Эбербах взять ее своей ведомой? А вдруг… вдруг получится как тогда... в тот раз?..

«Я справлюсь… конечно же, я справлюсь!..»

Взмахнув затянутым на затылке хвостиком, она прошмыгнула между техниками.

«Как же сделать, чтобы меня приняли, не считали чужой?… Я не смогу заслужить их доверие, если не буду стараться изо всех сил…»

Обуреваемая сомнениями, она стиснула грубую ткань штрихтарна на груди.

«...Товарищ Эбербах наверняка считает, что с меня никакого толку…»

Она уже была в раздевалке, когда за ее спиной дверь с грохотом отлетела в сторону, и прозвучал чей-то энергичный голос:

— Разрешите войти?!

— А… Анетт?!

Действительно, невзирая на то, что ей было приказано оставаться на базе, на пороге стояла Анетт, уже одетая в противоперегрузочный костюм и с решительным выражением лица — хотя внимательный взгляд различил бы, как неестественно дрожат ее плечи.

Первое, что услышал Теодор, влетев в раздевалку, это гневный вопрос Айрисдины:

— …Зачем вы здесь, унтерлейтенант?

Огорошенный, он отшатнулся, но в следующую секунду понял, что это было адресовано не ему.

— Помнится, я приказала вам отдыхать. Что вы здесь забыли?

— Я… я уже выздоровела!.. — дерзко заявила Анетт, хлопнув себя по груди, обтянутой противоперегрузочным костюмом. Теодор поморщился. Он прекрасно представлял себе, что капитан Бернхард скажет упрямице. — …Поправилась и полностью боеготова! Больше никаких нервов, обещаю!..

— Тогда почему вы так трясетесь?

Анетт поперхнулась и умолкла — видимо, понимая, что выглядит слишком взвинченной и неуравновешенной, совсем не такой, каким должен быть готовый к бою пилот.

— Вы станете помехой. Вернитесь в бокс и ждите там.

— Я не могу отсиживаться в тылу! Разрешите принять участие в вылете!..

Отчаянный порыв Анетт лишь заставил Айрисдину нахмуриться.

— Ведь восемь машин сильнее семи! На каждую придется меньше врагов! — Анетт потупилась, едва держивая слезы. — …Если вы отправите меня в тыл… если я не смогу сражаться… как мне потом смотреть людям в глаза?!..

Хотя брови Айрисдины оставались грозно нахмуренными, ее взгляд несколько смягчился.

— Товарищ капитан, я против, — недовольно взглянув на Анетт, вмешалась Гретель. — В крупной операции, где участвуют четыре эскадры тактических истребителей, от всех пилотов требуется действовать безошибочно. Мы не можем позволить себе взять пилота с неустойчивой психикой. Времени, чтобы нянчиться с ней, не будет!

— Нельзя сказать, что в словах унтерлейтенанта Хозенфельд совсем нет смысла, товарищ оберлейтенант. Действительно, боекомплекта группы из восьми машин хватит на больший промежуток времени, — парировала Айрисдина. — Но я хочу спросить у лейтенанта Хозенфельд — вы не ищете смерти?

Покосившись на Катю, Анетт сбивчиво пробормотала:

— Новенькая совсем зеленая по сравнению со мной, но старается из всех сил… и я подумала…. если я останусь в строю, на каждого из нас придется чуть меньше гадов… ведь в одиночку все равно никому не выжить… — ее слова рвались наружу, горячо и искренне. — …Иначе …иначе зачем Ингхильд погибла, защищая меня?!..

Вздохнув, Айрисдина встретилась глазами с Вальтером. Они обменялись кивками.

— Передайте механикам, пусть готовят истребитель, — повернувшись к Анетт, она продолжила: — Но предупреждаю — допуская вас к участию в операции, я не потерплю ни малейшего неповиновения приказу. Одно возражение — и я зарублю вас на месте.

— Так точно! — торопливо выпрямилась Анетт. Айрисдина обернулась к комиссарше.

— Товарищ оберлейтенант, унтерлейтенант Хозенфельд примет участие в вылете под мою ответственность. Возражений нет?

— К добру или к худу, но придется согласиться — в порядке исключения. Если будет мешать, уничтожим ее без колебаний, — сдавшись, неохотно согласилась Гретель.

— Раз так, вопрос решен. Унтерлейтенант Хозенфельд, надеюсь, вы не обманете оказанного доверия?

— Нет! С-спасибо вам, товарищ капитан!..

— Итак, задача ясна всем? — сменив тему, Айрисдина обвела взглядом всех семерых пилотов. — Эшелоны группировки БЕТА, которая сосредотачивалась на территории Польши, начали выдвигаться к границам буферной зоны раньше, чем предполагалось. Ее численность оценивали в 30000 особей, но, вероятно, их будет больше.

Теодор с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. Хотя чему удивляться? БЕТА в своем репертуаре, валят в невообразимом множестве — и эскадрилью опять бросают им под ноги...

— Взлетаем в 09:00, раньше, чем по первоначальному плану, и выдвигаемся в точку сосредоточения. Боевая задача не изменилась. Мы, в составе четырех эскадр тактических истребителей, должны задержать проклятых слизняков. На этом все. Да, до вылета не забудьте облегчиться. Всем сходить в туалет. Унтерлейтенант Вальдхейм, вы не забыли?

— Ч-ч-что?.. — покраснев до ушей, чуть не плача, воскликнула Катя. — ...Почему все меня этим дразнят?!

— Кто-то еще такое говорил?

— Ну, унтерлейтенант Эбербах…

Фам и Анетт прыснули, усмехнулся и Вальтер. Даже суровое лицо Айрисдины чуть дрогнуло, когда она взглянула на Теодора. Однако жесткое выражение немедленное вернулось, и она, повернувшись к отряду, резко скомандовала:

— Драться насмерть! Viel Gluck[✱]«Удачи!» (нем.)!

Пилоты уже начали расходиться, когда Катя подошла к Теодору. Он демонстративно отвел взгляд.

— Товарищ Эбербах, — негромко позвала она. На ее лице читалась неподдельная тревога. Кажется, девушка о чем-то догадалась.

— Чего тебе? — недовольно нахмурился он, но Катя не отступила.

— Вы… вы что-то узнали?..

Он молчал.

— …Если да, расскажите, пожалуйста. Прошу вас.

Сковавшее его мрачное оцепенение вдруг прорвалось внезапной вспышкой — Теодор быстро огляделся и процедил сквозь зубы:

— Ну-ка, пошли в туалет.

— Э-э-э?!..

— Сейчас я тебе покажу «э-э-э».

Пару секунд онемевшая Катя лишь бессильно разевала рот — однако потом все же стыдливо кивнула.

Крепко взяв за руку, Теодор повел ее к мужскому туалету. Бесцеремонно втолкнув Катю в кабинку и запершись, он спустил воду, чтобы заглушить разговор и помешать шпионским жучкам.

— Э-э-э… товарищ Эбербах?..

Не говоря худого слова, он схватил смущенную и совершенно сбитую с толку девушку за горло, стиснув двумя руками шейный протектор пилотского комбинезона.

— Что это значит, а?.. — прорычал Теодор, уже не пытаясь сдержать нарастающую ярость. Его пальцы впились в тонкую шейку.

— Кха… а…

— Тварь, зачем ты разыскиваешь генерала Штрахвица?! Кто ты такая?.. Колись, быстро!!!

— Значит… вы вправду что-то… узнали… — на ее синеющих губах вдруг расцвела улыбка облегчения. Дикая, абсолютно неуместная сейчас. — … Поэтому вы и…

— …Говори! Если и сейчас будешь водить меня за нос, типа — «не хочу доставлять вам неудобства», точно морду разобью!

Несколько секунд она держалась, но потом, не в силах терпеть, прохрипела:

— О…отец…

— Что?!

— Альфред Штрахвиц… мой отец. Катя Вальдхейм… только псевдоним. По-настоящему… меня зовут не так. Я… родилась в Восточном Берлине…

— Не может быть… ты… ты… — дрожащим голосом пробормотал Теодор, чувствуя, как голова идет кругом, точно в нокауте, а пальцы, сжатые на ее горле, слабеют. — …Значит, ты сбежала на Запад… а потом обратно, на Восток?..

Катя через силу кивнула — это было понятно и без слов.

— Пять лет назад отец сам отправил меня из ГДР в Западную Германию... не знаю, почему.

Теодор ошеломленно молчал.

— Я должна была узнать причину… и решила найти его, пока Восточная Германия еще не пала…

— …Кончай бредить, стерва!..

— Ай!..

Швырнув Катю об стенку, он изо всех сил врезал по рычажку сливного бачка, снова заставив унитаз захрипеть и забулькать.

— …Вернуться на Восток?! Да ты шизанулась, идиотка?! — жуткие воспоминания трехлетней давности вспыхнули перед глазами кровавым миражом. То, чего так страстно желали приемные отец и мать, сестричка Лиз — эта девчонка все получила в подарок! А потом просто… просто выбросила прочь и вернулась!.. — И мало того, твой отец не кто-нибудь, а тот самый Штрахвиц!.. Напрашиваешься, чтобы Штази тебя засунула в мясорубку?! Как можно быть такой ненормальной?!

— Злитесь, сколько хотите, только, пожалуйста, скажите, что вы узнали!.. — Катя, которая была намного меньше и слабее Теодора, выпрямилась перед ним, твердо глядя в безумные от злости глаза и совершенно не заботясь о том, что он сделает с ней в следующую секунду. — …Где мой отец? Он жив? Или умер?..

— Так ты что, ничего не знаешь, что ли?

— Если бы знала, меня бы здесь не было! Пожалуйста!..

Мгновение поколебавшись, Теодор принял решение. Когда она узнает истину, ей придется сдаться. Он почувствовал, как его распирает желание беспощадно бросить ей в лицо мучительную правду.

— …Его убили давным давно.

— Что?!

— И это еще не все — его стерли из истории ГДР.

— К-к-как…это?..

— Так, словно в этой стране никогда и не существовало никакого Альфреда Штрахвица! Скорее всего — да нет, наверняка! — твоих родных тоже вырезали под корень!

Схватив за плечи побледневшую, точно полотно, Катю, она заорал ей прямо в лицо:

— Поняла, идиотка?! И этим дело не кончится! Стоит нам дернуться, и нас тоже всех прикончат, ты понимаешь?!

— Этого… не может быть.

— Чего?..

— Отец не мог вот так пропасть — ничего не сделав, безвестно… — Катино лицо затвердело. В глазах ее стояли слезы, но она решительно продолжала: — Отец всегда это говорил. Если две Германии объединятся, им не будут страшны никакие БЕТА…

— Опять ты со своим бредом…

— …Это не бред! И здесь нет никакой ошибки! Как бы ни было больно, как ни тяжело, нужно сражаться! И людям, и странам — одинаково!

Ее слова звучали пронзительно искренне.

— Даже если отца убили, его мечта… его мечта все равно воплотится в жизнь… и я сама думаю точно так же. Мне дороги обе Германии! И та, и другая — моя родина! Поэтому я хочу знать, что пытался сделать отец! Может быть и я… смогу что-то…

— Что за чушь!.. — Теодор с силой врезал кулаком по стенке. Он не хотел, не мог, был попросту не в силах признать правоту Кати. — Дура, и ради этого ты готова сунуть голову под топор?! На кой черт стараться неизвестно для кого? Ты ведь понятия не имеешь, как это сделать, так?!

По ее лицу он понял, что попал в точку — но ее глаза все равно решительно сверкнули.

— Может быть и так. Но для меня нет ничего важнее! Мне нужна ваша помощь! Обещаю, что не буду вести себя безрассудно и подставлять вас… пожалуйста, позвольте мне остаться здесь!..

— Ты… прямо напрашиваешься, чтобы тебя предали.

Он замер в тот же миг, как эти слова вылетели изо рта. Катино лицо приняло такое выражение, словно ее ударили. Теодор, сам пораженный тем, с какой легкостью раскрыл свои сокровенные мысли, все равно оказался не в силах остановить поток гневных слов.

— Если ты такое задумала, я с потрохами сдам тебя Штази! Или пристрелю на поле боя!..

Катя закашлялась — он снова схватил ее за шейный протектор.

— Что, все равно не отступишься?.. А?!

Удивительно, но на ее искаженном болью лице вдруг мелькнула улыбка.

— …Это… неправда…

— Что?!..

— Товарищ Эбербах… вы не такой человек… я знаю. Иначе вы бы тогда просто оставили меня умирать... не бросились бы на помощь…

— Чего ты несешь?..

— Три дня назад, вы, товарищ Эбербах, сражались ради меня. Когда меня ругала оберлейтенант Ёккельн, вы были со мной. Во время той катастрофы… вы назвали меня по имени… и только вчера, разве вы не пообещали держать в тайне причину, по которой я пришла в эту страну?..

Он ничего не ответил.

— Я была так рада… И если бы вы и правда были плохим человеком, товарищ Эбербах, я была бы уже мертва…– дрожа всем телом, Катя отчаянно улыбалась, хотя в ее глазах кипели слезы. — Поэтому не говорите так, пожалуйста… я верю вам, товарищ Эбербах!..

— Вот дерьмо!..

— Ах!..

Схватив за шейный протектор, он снова с силой шваркнул девушку об стенку.

«Да что же это с ней такое?..»

Глядя остановившимся взглядом на отчаянно кашляющую Катю, Теодор пытался собрать разбегающиеся мысли.

«Почему она настолько мне доверяет?.. Неужели не понимает, что сама загоняет себя в ловушку? Как же она не поймет?!..»

— Дерьмо!..

Он снова выместил гнев, пнув дверь туалетной кабинки — звук почему-то вызвал в памяти пытки трехлетней давности.

— Т-товарищ Эбербах?.. — Катя прошептала это едва слышно.

— Ладно, без толку с тобой говорить…

— А?..

— Хочешь искать отца — ищи; хочешь драться с БЕТА в нашей эскадрилье — пожалуйста, черт с тобой. Но только не думай, что я мечтаю покончить жизнь самоубийством на пару с соплячкой!.. — отрезал Теодор.

Повернув задвижку, он снова пнул дверцу туалетной кабинки и вышел.

«Я тоже… я тоже в тот день дважды сделал то, чему нет прощения… Неужели…– с искаженным мукой лицом он поднес к глазам дрожащую ладонь, словно пытаясь расмотреть на ней следы крови. — …Неужели… мне опять придется взять грех на душу... убрать ее своими руками?..»

Это была поистине невообразимая картина. Сотрясая землю, десятки и сотни громадных дестроеров мчались сквозь буран, подобно чудовищному цунами. Густой снегопад скрывал окрестности, делая эту картину туманной и мутной.

То тут, то там вспыхивали цепочки мощных разрывов — зарытые в землю мины срабатывали, взметая в воздух фонтаны крови и разорванного мяса.

— Они идут! Отходим!.. — прокричал командир 383 отдельного разведывательного отряда, подчиняющегося непосредственно штабу группы армий Нейсе. Его подчиненые хором ответили «есть» и одновременно заскользили низко-низко над снежными полями. Им была поставлена задача развернуться на переднем крае контролируемой территории и после того, как будет зафиксировано начало наступления БЕТА, вступить в контакт с передовым эшелоном противника, определить и доложить его численность и направление движения. Затем, не подпуская противника близко, отступить.

«Сомнений нет, их намного больше, чем предполагалось…» — думал командир взвода, оглядываясь на орду яростно мчащихся дестроеров. Немного проредившие ее мины не могли сдержать бешеного напора. Согласно данным, поступающим от заранее разбросанных акустических датчиков, численность дестроеров составляла более 500 особей.

«Неужели они и вправду прорвут линию обороны?!..»

В этот момент в углу поля зрения командира разведотряда появилась фигура чужого истребителя. Это был МиГ-21ПФ, такой же, как и у его разведчиков. Однако на его левом плече виднелась зловещая эмблема Штази. Естественно, его линия связи молчала.

«Госбезопасники?!.. Но ведь на разведку отправили только нас!..»

Ведут разведку в собственных интересах? Но пилоту некогда было над этим раздумывать. Авангард первого эшелона БЕТА уже выдвинулся вперед, и неосторожных вполне мог подстерегать разящий луч Люкса. Сейчас необходимо было сосредоточиться на собственном задании.

Преследуемые волной дестроеров, пять истребителей продолжали на прыжковых двигателях отступать к берегам Нейсе…