Эпилог

На большом жидкокристаллическом телевизоре, висящем на стене столовой, мелькали схваченные камерой кадры яростного сражения против БЕТА. Передача называлась «Aktuelle Kamera» — новостной выпуск государственного телевидения ГДР.

– Пресс-центр Министерства госбезопасности широко освещает недавнюю триумфальную победу — успешное отражение вражеского наступления на рубеже Нейсе. Она была одержана благодаря самоотверженным усилиям сильнейшей в вооруженных силах ГДР эскадры тактических истребителей Министерства госбезопасности «Вервольф» и поддержавшей ее второй эскадры .

Комментарии диктора звучали слишком бодро и слащаво. От них на версту разило пропагандой — поэтому большинство людей скептически относились к этому потоку слов и не особенно ему верили.

На экране появился ролик, показывающий отряд «Чебурашек» в штазевской раскраске, плотным строем идущих в атаку.

— Согласно данным того же бюро новостей, две эскадры, добившиеся такого замечательного успеха, были оснащены не стандартными машинами МиГ-21 «Балалайка», составляющими в настоящее время основу парка ННА, а новейшими МиГ-23 «Чебурашка».

Эти слова и картина проходящего над полем боя МиГ-23 привлекли внимание Теодора, который обернулся к экрану.

— МиГ-23, развертывание которого было начато в СССР в 1980 году, может похвастаться самыми высокими тактико-техническими характеристиками среди современных тактических истребителей мира. Как мы уже сообщали, его мощь вполне сопоставима с поступившим в прошлом году в боевые подразделения армии США истребителем F-14. В этом видеосюжете вы можете своими глазами убедиться, что безответственные заявления об имеющихся у МиГ-23 технических затруднениях не соответствуют действительности, а достигнутые новыми истребителями в этой операции блестящие результаты позволяют, как вы видите, полностью опровергнуть клеветнические слухи.

Лучась энтузиазмом, диктор взахлеб расхваливал «Чебурашки», называя эти истребители решающим фактором, который привел к победе.

– Тот же источник сообщает, что в будущем боевые подразделения министерства государственной безопасности будут вносить все больший вклад в защиту Фатерлянда и противостояние агрессии БЕТА, не уступая усилиям, которые в настоящий момент прикладывает Национальная Народная Армия.

Над полем боя проплыл величественный строй эскадры «Вервольф». Стройные ряды коробки из полусотни «Чебурашек», казалось, дышали мощью и уверенностью.

– Следует высоко оценить смелое решение бросить только что полученные боевыми подразделениями министерства государственной безопасности МиГ-23 в бой на помощь Национальной Народной Армии. Мы полагаем, что это поможет прочим восточноевропейским и африканским государствам, в настоящий момент ставящим на вооружение МиГ-23, решиться на более активное их внедрение.

— Товарищ Теодор, все готово, — неожиданно прозвучавший за спиной звонкий голосок заставил Теодора подскочить и оглянуться. Это была Катя. Она удивленно подняла брови.

— Э-э… что-то случилось?

— Нет… я просто… просто... Отвлекся. Новости слушаю, видишь.

— А-а-а, это… — голос Кати погрустнел. — Каждый день крутят…

Последние несколько дней сюжеты об эскадре «Вервольф» и их «Чебурашках» не сходили с экранов телевизоров. Средства массовой информации только и делали, что прославляли мощь министерства госбезопасности, храбрость его боевых частей и эффективность новейших МиГ-23. По контрасту с этим потоком славословий боевой работе ННА уделялась до обидного мало внимания. Корреспонденты упоминали лишь 666-ю эскадрилью тактических истребителей, продолжающую использовать «Балалайки», сравнивая ее с оснащенной МиГ-23 эскадрой «Вервольф» отнюдь не в пользу первой.

В устремленных на экран глазах Кати мелькнула боль. После того боя на ее лицо все чаще ложилась мрачная тень. Наверное, она тоже пыталась понять, какая из конкурирующих сил победит в борьбе за власть в стране. Кто проиграет, кто будет повержен? Хотя, вернее всего, она не очень-то понимала, что происходит; ей наверняка не хватало знания местных реалий.

Вся эта штазевская возня вокруг МиГ-23 началась с подачи СССР. Чтобы добыть необходимую валюту, Советы отчаянно пытались впарить имеющие не лучшую репутацию Миг-23 прочим государствам. Теперь, после удачного для войск госбезопасности сражения, их отношения с советскими кэгэбэшными покровителями должны были стать еще лучше — именно это имела в виду рассерженная Гретель, когда поддержала Айрисдину в стычке с Беатрикс Бремер. Возможно, госбезопасники рассчитывали в обмен получить вооруженную поддержку Советского Союза.

Теодор попытался отогнать встающие перед внутренним взором картины последних мгновений Ганнибала, лица погибших товарищей, потерянные истребители.

— Пойду, прогуляюсь. Снег, вроде, перестал валить… пусть все идет, как идет.

— Поняла, — пожалуй, голос Кати прозвучал слишком официально. Игнорируя ее, Теодор зашагал к выходу.

— Так вот он какой, твой отец… — пробормотал Теодор. На задворках безлюдного ангара, где они спрятались, ледяной ветер пронизывал насквозь.

В его руке была зажата старая, помятая, вытершаяся на сгибах фотокарточка. На ней были запечатлены Катя и ее отец, генерал-лейтенант Альфред Штрахвитц. Там же стояла дата — 20 августа 1975 года. Генерал, одетый в мундир ННА, смеялся, подняв на руки девочку. Маленькая Катя выглядела совершенно счастливой. Снимок был сделан в самом центре восточной части Берлина, у Бранденбургских ворот. На заднем плане виднелась Берлинская стена, символ Холодной войны; стены разделившей человечество задолго до начала великого противостояния с БЕТА.

Катя только этим утром получила назад свой вещмешок с медальоном, в котором была спрятана эта фотография. Следов, говорящих о том, что его вскрывали, не было. Как и предполагал Теодор, Айрисдина не знала о существовании этой фотографии.

— Да как только в голову пришло притащить с собой такую опасную вещь?! — набросился на Катю Теодор. — Стоит ей попасться кому-то на глаза, и за твою жизнь не дадут и ломаного гроша!..

— Но я не думала, что здесь все так… — виновато потупилась она. — И это… моя единственная память об отце. Когда он переправлял меня в Западную Германию, он дал мне только эту карточку и заставил пообещать, что я никогда, никому ее не покажу.

На ее лицо набежала тень. Тоска, тяжелые воспоминания…

— Когда мне было тяжело там, на западе, когда было одиноко… я доставала карточку и говорила себе: «держись»… И думала, что отец там, на востоке, тоже борется изо всех сил… — стиснув руки на груди, она болезненно зажмурилась. — Да, я верила…

— А твоя мать?.. — попытался сменить тему Теодор, Катя лишь тоскливо покачала головой.

— В тот день, когда родилась я… ее не стало. Врачебная ошибка.

Теодор вспомнил, что медицинские технологии ГДР всегда уступали западным, а в те времена, когда родилась Катя, и подавно.

— У меня не было никого, кроме отца. Потом, он был военным и редко появлялся дома… но, чтобы его не огорчать, я всегда старалась… и по дому, и в школе… все — чтобы услышать, как он скажет: «хорошая девочка». И вот однажды он вдруг сказал, что мне нужно отправляться в ФРГ… где обо мне позаботится его старый друг, — запинаясь, но не отрывая глаз от фотокарточки, продолжала Катя. — Я… я не хотела… это было так страшно. Упиралась… ну, вот как недавно с вами, товарищ Теодор… и тогда отец пообещал мне на прощание… Пообещал, что однажды мы снова встретимся… и я до сих пор верила в это, старалась стать правильной гражданкой ФРГ, «хорошей девочкой»…

Теодор молча слушал, не отрывая глаз от профиля Кати.

— Но теперь, когда БЕТА все наступают, если вторая Германия не выстоит, я подумала, что уже никогда не увижу отца…

Катя медленно наклонила голову в ответ на невысказанный вопрос Теодора — «потому ты и отправилась на восток»?

— Приютившая меня в Западной Германии семейная пара погибла в автокатастрофе, и я все бросила и записалась в армию. Услышала, что готовится перебазирование корпуса тактических истребителей в ГДР, и…

Теодор молчал, слушая ее.

— Я не очень-то разбираюсь в политике, но хорошо помню все, что каждый раз говорил отец, когда возвращался с фронта. Если так пойдет, то наш мир погибнет. Человечеству не выжить, если оно не объединится. И то же самое будет с двумя Германиями… Поэтому, если не взяться за руки, ничего не выйдет… чтобы спасти всех… нельзя сдаваться!..

На память пришла боевая карьера генерала Штрахвитца. Ровные степи Украины, отсутствие тактических истребителей или укрепрайонов, надвигающиеся орды БЕТА, нескончаемые потоки измученных беженцев, комиссары и доносчики, абсурдная система двойного подчинения Национальной Народной Армии…

Теодор мог не разделять убеждений, которым были привержены Катя и ее отец, но, как такой же солдат, сражающийся против БЕТА, он не мог не понимать их.

— Аха-ха… простите, что наговорила всяких мрачностей! — Катя вдруг изобразила бледную улыбку. — Но в этой карточке столько воспоминаний… это единственная память, что досталось мне от отца… последнее свидетельство того, что я родилась и росла в ГДР…

— И ты все же согласна?..

— Да, — Катя решительно сжала губы. — Теперь я пилот 666-й эскадрильи «Шварцесмаркен». Чтобы не подставить вас, товарищ Теодор, и всех остальных…

На последних словах голос ее задрожал и прервался. Теодор, не желая затягивать, вынул из кармана зажигалку. Молча поднес огонек к уголку старой фотокарточки. Пламя вспыхнуло и разрослось, рассыпая пепел и искры, которые подхватил и унес холодный ветер.

Когда Айрисдина после возвращения на базу вернула Кате ее личные вещи, первым, что предложил Теодор, было сжечь карточку ее отца. Причина была проста — он хотел избавиться от свидетельства, способного выдать тайну Кати, чтобы не подвергать ее и свою жизни опасности.

Катя молча смотрела, как чернеет и скручивается в огне единственная память. Он не знал, о чем она думает. Впрочем, набухшие слезами ресницы и так ясно говорили об этом.

— Катя…

Он сам не знал, что заставило его заговорить. На мгновение мелькнула мысль о том, что это тоже может быть не настоящее ее имя, но Теодор решил, что допытываться совершенно ни к чему.

— …Тебе нужно еще потренироваться, чтобы стать хорошим пилотом.

Катя подняла на него полные слез глаза.

— Мне не важно, во что ты веришь. И что сделал твой отец, тоже. Но мы все теперь — пилоты 666-й эскадрильи. Если не хочешь, чтобы тебя убили БЕТА или оставили в бою напарники, главное — набрать навыки. Начать нужно с этого… поняла?

Бросив последний взгляд на уже почти догоревшую фотографию, Катя шмыгнула носом, но потом решительно сдвинула брови.

— Я сделаю, как вы говорите, товарищ Теодор.

Провожая глазами рассыпающийся на ветру белый пепел, он думал о риске, которому добровольно подверг себя. Если Катин секрет всплывет, завтра для них уже не настанет. Однако…

«Как бы то ни было, мы нужны Айрисдине. Бояться, что Штази немедленно сцапает нас, тоже не стоит — нет никаких признаков того, что они уже знают, кто такая Катя на самом деле. Кроме того…»

Нахмурившись, Теодор вспомнил уверенность, которая возникла у него во время того боя в буране.

«…Она точно не ищейка Штази. Если бы она специально держала нас в эскадрилье, чтобы размотать нить, ведущую к секрету Кати, то наверняка не стала бы прилюдно конфликтовать с Беатрикс».

Теодор подумал, что лучше бы, как следует, натренировать Катю. Полезно иметь еще одну сильную карту в рукаве. Если вспомнить цель, о которой говорила тогда Айрисдина, то она наверняка не отчислит новую летчицу из эскадрильи, если та докажет свое умение сражаться. Кроме того, нельзя было отрицать — Катя продемонстрировала несомненный талант к пилотированию истребителя. Он почувствовал, что ему самому не терптся узнать, как далеко она может пойти.

— Кстати, слушай... — заговорил он на обратном пути в казарму. На душе остался тяжелый осадок, и стоило слегка отвлечься, чтобы не терзаться бесконечными рефлексиями. Кроме того, ему почему-то не хотелось видеть Катю такой потерянной и печальной. — …А ты и взаправду во время прошлой драки штанишки замочила?

— Э-э?! Откуда вы?.. Я думала… кроме меня и Отто никто не может знать!..

— Ну, ты даешь. Пора бы запомнить, что тут никому нельзя доверять. Страна же такая, шпион на шпионе и шпионом погоняет.

Покрасневшая, как помидор, Катя выпалила:

— К-какой вы злой!.. Это… это уж чересчур! Не думала, что вы на такие гадости способны, товарищ Теодор!!!

— Брось ты меня «товарищем Теодором» величать, сколько уже раз говорить. Так как, было или нет?

— Э?! Я… и вообще, нельзя про такое спрашивать!!! — дрожа всем телом от возмущения, прокричала Катя.

— Тогда я у Гретель спрошу. Может быть, надо запастись подгузниками, а то, понимаешь, «пятно на знамени эскадрильи» — и все такое.

— Перестаньте, пожалуйста! Если вы так поступите, я… я умру от стыда!!!

— Ты что, не слышала, что я говорил?

— Это совсем разные вещи!.. Если вы, товарищ Те… Эбербах, не перестаньте издеваться, я… я… возьму и буду вас «братцем» называть!!!

Теодор подавился от неожиданности.

— …Ч-что… что за намеки?! Да кто тебе… когда?!

— Фам сказала вчера. Если вас так назвать, то…

Вот же чертова болтунья! Темная ярость мгновенно перехватила горло, и в голове завертелись планы страшной мести.

— Так что низкий вам поклон, «братец»!

— Заткнись!.. И думать забудь!.. — пышущие злобой слова выскочили так быстро, что он не успел их удержать.

— Забыть?.. — озадаченно спросила Катя, сбитая с толку сменой тона разговора.

— Никогда… никогда не вздумай назвать меня «братом», — с трудом выдавил он.

На свете был лишь один-единственный человек, имевший право на эти слова.

Переведя дыхание и покосившись на расстроенную и не понимающую причин такого резкого ответа Катю, Теодор тяжело вздохнул и бросил:

— Пусть лучше будет твой «товарищ Теодор». Так и быть, разрешаю.

— Э?.. — как-то странно смутившись, она отвела глаза. — Значит, можно… товарищ Теодор?..

«Разрешаю…» — неуклюжая попытка примирения почему-то вызвала на глазах Кати счастливые слезы, и она просияла радостной улыбкой — такой светлой и чистой, что Теодор еще долго не мог оторвать завороженного взгляда от ее лица.

Тишину в кабинете начальника эскадры нарушало лишь негромкое пощелкивание клавиш.

«Майор… ну почему же, почему?..»

Разбирая оставшиеся вещи майора Хольцера и оперативные документы, чтобы принять дела, Марай допоздна засиделась за его персональным компьютером. Всякий раз, когда образ Ганнибала вставал перед глазами, на клавиатуру капали непрошенные слезы — но она продолжала работать.

«Не понимаю. Почему даже в самый последний миг… он вспомнил именно о ней?...»

В ушах снова и снова звучали прощальные слова Ганнибала, которые — без сомнения — были адресованы Айрисдине, и ее одолевала мучительная раздвоенность.

В груди кипели ревность и гнев. Марай понимала, что было несправедливо вымещать все на Бернхард, которой продемонстрировала чудеса героизма, чтобы обеспечить благополучный выход своих подчиненных из окружения, но была не в силах унять свои чувства.

Неужели ей взаправду настолько дороги эти пилоты? — думала Марай. Неужели настолько важен титул сильнейшей эскадрильи ГДР? И почему в разгар битвы она сцепилась с командиршей штазевской эскадры «Вервольф»? Не было ли это притворством? Действительно лиы Айрисдина, командир 666-ой эскадрильей тактических истребителей и, по слухам, одновременно тайная сотрудница Штази, играла в опасную игру, балансируя между министерством госбезопасности и армией?

Мышь в руке Марай вдруг замерла на месте, а глаза уставились в одну точку на дисплее.

«Стоп. Это же… личная папка майора?..»

Предполагалось, что именно она сама, как его адъютант, создавала на персональном компьютере Ганнибала реестр всех обрабатываемых данных. Однако она и не подозревала, что в иерархии томов с другими данными была глубоко-глубоко похоронена еще одна папка. Когда Марай попыталась ее открыть, выскочило окошко, запрашивающее пароль. Видимо, Ганнибал хранил там какую-то конфиденциальную информацию. Она быстро набила пароль Ганнибала — отказ. Здесь использовался иной ключ.

«Значит, какой-то другой пароль…» — задумалась Марай, пытаясь вычислить из множества вариантов ключевое слово или фразу, которую Ганнибал ввел, чтобы запечатать эту странную папку.

«Конечно, не может такого быть…» — скривившись от сознания собственной наивности и глупости, она все равно на пробу ввела свое собственное имя. Так и есть — выскочило сообщение об ошибке.

«Ну, еще бы. С какой стати бы он стал...» — и в этот миг в памяти вспыхнули обращенные к ней же слова Ганнибала.

«…Даже в смерть я уйду с твоим именем на устах — надеюсь, мне хватит времени повторить его трижды…»

Не может быть. У Марай перехватило дыхание.

«Ведь майор ни разу раньше не назвал меня по имени… но если вспомнить наш последний разговор перед операцией...»

Молясь, чтобы не ошибиться и в этот раз, она трижды набрала свое имя. Только бы получилось! Только бы не выскочило снова — «ошибка»...

Несколько минут спустя удрученная Марай слепо уставилась в пустой экран компьютера Ганнибала. Все даные уже были стерты. Но она нашла то, что спрятал Ганнибал — и теперь, приняв эстафету его мыслей и убеждений, она готова была нести их дальше, даже шатаясь под их тяжестью.

В зашифрованном файле оказалось послание к ней и список из десяти имен и контактных данных. Там были не только военные. Партийные деятели, дипломаты — пусть их было немного, но все занимали важные посты, представляя собой достаточно влиятельные фигуры.

«То, что планировал майор, перешло по наследству мне…»

И Марай принесла клятву перед тем, с кем больше не суждено было встретиться.

«Я доведу его дело до конца… потому в моем сердце все равно не осталось ничего, кроме памяти о нем.»

Эта был опасный путь, способный привести прямиком под топор Штази. Но она чувствовала, что любой ценой должна связаться с перечисленными в списке-завещании людьми.

На первом месте в этом списке значилось имя командира 666-ой эскадрильи тактических истребителей ННА Айрисдины Бернхард.